– Борзометра на вас нет, – Кузин ударил головой одного, попытался достать другого. Не вышло. Его закрыли в джипе.
Пикинес открыл крышку бензобака, засунул шланг, ртом откачал бензин и начал поливать машину…
К пустырю подкатил микроавтобус с надписью на боку «Информагентство». Первым выскочил юркий оператор с камерой и переносным юпитером. Потом показалась Анна Ланцева.
– Почему здесь посторонние? – повысил голос Булыкин.
– Никита, бог с тобой, какая я посторонняя?
– А ты уверена, что сможешь хоть слово сказать? – свистящим шепотом спросил Булыкин. – И неужели вы будете это снимать? Я своими руками расшибу камеру, ясно?
Его предупреждение было излишним. Разглядев поле битвы, оператор опустил камеру и зажал рот. Его затошнило. Анна, пошатываясь, вернулась в микроавтобус. Водитель достал из аптечки нашатырь…
Пламя осветило силуэт горящей машины, Булыкин понял, что это могло означать. Он окликнул Гошу. Подбежав, они попытались погасить огонь. Но было поздно. Они едва успели отскочить в сторону, как тут же рвануло.
Пришедший в себя оператор снимал эту картину. Анна, задыхаясь от волнения, говорила в микрофон:
– Так они расправляются с предводителями группировок. Избивают до полусмерти, связывают, закрывают в машине и поджигают. Человек сгорает заживо. Не исключено, что завтра утром пресс-служба УВД снова откажется сообщить подробности происшедшего. Снова нам будут внушать, мол, у нас есть молодежные группировки, но говорить о какой-то войне между ними якобы преждевременно. Ситуация очень напоминает ту, которая сложилась в 80-е годы в Казани. Тогда тоже не могли найти объяснения, почему с виду нормальные ребята время от времени превращаются в жестоких убийц. Почему ребятам интересна жесть, то есть жестокость? Почему они, вооружившись металлическими прутьями, кастетами и ножами, идут стенка на стенку? Нам не дают в этом разобраться.
Подошел мужик. Тот, что вызвал «скорую». Покачиваясь, заявил, что его тяготит желание дать интервью. Анна сунула ему под нос микрофон.
– Мы тоже дрались, но эти же просто убивают друг друга. Наверно, такого нигде нет, как у нас. Город наш – это жопа цивилизации, – голос мужика зазвенел от гражданского гнева, – его стеной надо обнести, как зоопарк, и билеты продавать.
– Что делать-то с этим? – спросила Анна.
– Сталина надо поднять.
– А серьезно?
– Я белая кость, токарь от бога, – мужик икнул. – Я ракеты делал. Я прихожу на работу, а мне говорят: работы нет, тебе пособие платят, вот и гуляй. В бутлегера превратили. Бутылки собираю. И таких, как я, знаешь сколько? А это внуки наши бьются, зло срывают. Я много не прошу, голуба моя, тридцатник, больше не надо.
Анна протянула сотенную. Прежде чем принять дар, токарь от бога несколько секунд поколебался, проявлял достоинство.
Подошел Булыкин. Спросил с тоской:
– Утром выдашь в эфир? В «Вестях»?
– Это моя работа, Никита, – тихо, как бы извиняясь, сказала Анна.
12 апреля 2006 года, среда, вечер
Мэр Поволжска Николай Федорович Лещев слушал сидящего рядом переводчика и удивлялся: какого хрена эти господа лыбятся? Участники совещания обсуждали серьезные проблемы, но при этом почему-то улыбались друг другу, шутили, острили. Обстановка была, по мнению Лещева, совершенно не деловая. Он бы пресек этот цирк. Не хрена зубоскалить, когда обсуждаются животрепещущие вопросы.
Но пресечь Николай Федорович не мог. Совещание шло не в Поволжске и даже не в России, а в европейском городе, куда он приехал, так сказать, за опытом. Он мог только в порядке протеста громко говорить с переводчиком, не обращая внимания на робко-осуждающие взгляды. Эти малахольные господа даже возмущаться толком не умели.
В отличие от коллег, зарубежных чиновников, Лещев оставил мобильник включенным. И был очень доволен, когда телефон зазвонил, хотя момент был не очень подходящий, на трибуну как раз поднялся мэр, чьим гостеприимством он пользовался.
Лещев невозмутимо поднес аппарат к уху. Звонил сын Олег. Голос его срывался от волнения:
– Папа, у нас снова битва, есть убитые и раненые. Все спрашивают: где мэр?
Олег Лещев сидел в это время у Томилиных. Обсуждали драку на Сукином болоте. Город был в шоке. Всякое случалось, но чтобы сразу столько жертв… Все понимали, что это – край. Дальше так продолжаться не может. Родители подростков писали письма, но уже не губернатору (это уже было), а министру внутренних дел и самому президенту. Не просили, а требовали вмешаться, положить конец беспределу. Да что там, вся страна уже говорила о Поволжске. В Интернете появились многочисленные отклики. При чтении одного из писем Олег переменился в лице. Анонимный корреспондент сообщал, что мэра города Лещева за глаза называют Колей-Бордюром, потому как имеет незаконный бизнес, небольшой завод, где производят бордюрный камень. Асфальт на улицах города весь в ямах. Зато бордюры обновляются постоянно. Другой отклик предъявлял мэру обвинение в незаконной продаже земли.
– Не бери в голову, клепают, наверно, – сказал Ваня, чтобы поддержать друга.
– Не думаю, – помолчав, хмуро ответил Олег.
То, что отец живет не на одну зарплату, для него не было новостью. Вот и накануне поездки отца в Европу он стал невольным свидетелем его разговора с помощником по безопасности Царьковым. Речь шла о выделении в аренду старинного двухэтажного особняка в центре города. Наверное, Царьков уговорил бы мэра по дешевке продать это здание, если бы оно не было памятником старины. Но аренда на 40 лет – тоже неплохая сделка. В благодарность Царьков вручил отцу пухлый конверт.
13 апреля 2006 года, четверг, утро
В аэропорту Лещева встречал помощник. Олег, чтобы лишний раз не общаться с ним, ждал в джипе на стоянке. Он терпеть не мог Царькова, считая, что тот вертит его отцом.
Вид у помощника подавленный. Мол, секи, начальник, повинную голову, не углядел.
– Как с похоронами? – спросил Лещев. Он был раздражен, что пришлось прервать поездку.
– Все будет на высшем уровне, Федорыч, пособия уже выдали, по пятьдесят тысяч.
Лещев нахмурился.
– Поговори со своими лавочниками. Пусть отстегнут еще.
Все пожертвования предпринимателей шли через Царькова. Помощник взмолился:
– Федорыч, бог с тобой, родители и этим деньгам рады.
– Это ты о боге подумай, – проворчал Лещев.
Царьков обиженно промолчал: а кто часовню поставил? кто церковь отремонтировал? кто половину школ города спортинвентарем обеспечивает? А сколько на его счету другой благотворительности?
Лещев сам понимал, что не должен слишком строго отчитывать помощника. В конце концов, еще неизвестно, кто от кого больше зависит. Олегу поступать на юрфак. Кто поможет, если не Царьков?
