— Вот он, Мишаня, он еще за мной ухаживал… А это — я, с бантиком, смешная, правда?
Но внимание мое на групповом фото подростков привлек отнюдь не Мишаня и даже не Зинаида…
— Скажи-ка, дорогуша, а это что за клоп чернявый?
— Та ж Леша это, Незовибатько.
Так— так-так…
— Ну а это что за улыбчивый шкет такой?
— Та ж Колюня, Голобородько…
Я со стоном рухнул на диван.
— Ну, Зинаида, вы мне все вместе за Севастополь ответите!
Но Зинка «Брат-2» не смотрела и потому реплику мою не поняла.
Порывшись в блокноте, я нашел домашний телефон капитана Сереги, с которым мы пили водку во время его дежурства.
— Серега, один вопрос! Как звали двух приятелей прокурорского следака, которых твои ребята задерживали?
— Да мы их сразу и отпустили, только документы проверили — они парни спокойные оказались, не то, что этот… Колобродько?
— Голобородько! Как их фамилии?
— Спроси что-нибудь полегче! У них у всех троих фамилии — с такими только в цирке выступать. Что-то типа Ебанько, только не Ебанько…
— Может, Незовибатько и Сивоголовко?
— Точно! Ну ты даешь — глубоко копаешь!…
— Спасибо, Серега, с меня пузырь! — Я повесил трубку и утомленно вздохнул.
Зинаида с тревогой наблюдала за мной.
* * *
Весь следующий день я не мог найти Спозаранника — он бегал по источникам.
Но зато я успел внимательно изучить все его папки с документами по «Шмакойлу».
Оказывается, в этом деле сменилось аж пять следователей, но один из них носил фамилию Голобородько. Как раз именно тогда дело находилось в райпрокуратуре.
По странному совпадению, именно он изменил всем подозреваемым меру пресечения и отпустил их из-под стражи. Когда выяснилось, что этих мошенников, похитивших у «Шмакойла» топливо, защищали адвокаты Алексей Незовибатько и Абрам Фляшман, я не слишком удивился.
Такую редкую удачу надо было обмыть!
Ну а когда я вернулся из пивняка, пришлось еще добавить — все Агентство отмечало день рождения Агеевой. Это был как раз тот редкий случай, когда сухой закон в «Золотой пуле» нарушался — шеф делал исключение для Марины Борисовны, как для ценного кадра. Я выпил за именинницу трижды, затем за ее детей, за всех ее любимых мужчин, в число которых попали и мы со Спозаранником. Но само го Глеба я так и не видел.
И лишь у туалета я услышал перебор струн и знакомый голос:
— Дэчен, дэче-е-ен…
Пригорюнившись, Спозаранник сидел напротив сортира и пел под гитару молдавскую народную песню.
— Как дела, Глеб?
— Дела херовые…
Оказывается, Спозаранник, узнав об убийстве рубоповца Сивоголовко, автоматически решил, что тема для нас закрыта — писать о том, как убитый занимался мелким рэкетом, неэтично. И потому он вычеркнул из плана отдела эту тему и вновь вписал туда прокурора Голобородько. За что Обнорский на совещании устроил ему разнос.
— Почему Кононов уже целый месяц занимается прокурором, который обоссался у ларька? — орал Обнорский. — Что там можно так долго расследовать?
Никакие аргументы шеф не желал принимать и объявил Спозараннику выговор.
— Глеб, обещаю — с тебя выговор снимут! Я тебе сейчас такое расскажу — кондрашка хватит!
Спозаранник с недоверием пошел за мной в кабинет.
* * *
Ноздри Спозаранника раздувались все больше, рука его автоматически искала дырокол.
— Итак, что мы имеем? Три закадычных приятеля-хохла — прокурор, адвокат и рубоповец — обманули «Шмакойл» на три миллиона. Но, видимо, не успели поделить деньги. Или каждый из них считал, что достоин большей доли. Короче, они явно имели претензии друг к другу. Потому Голобородько решил посадить за решетку Незовибатько и слил нам компромат на него. Но у Незовибатько оказалась крепкая лапа в прокуратуре — кто-то из начальства подключил Пафнутьеву и притормозил нашу публикацию. Заодно Незовибатько решил избавиться от организатора аферы Сивоголовко. Сперва слил тебе на него компромат, а затем, видимо, решил, что этого недостаточно и что Мишаню надо ликвидировать. Скорее всего, они вдвоем — Незовибатько и Голобородько заказали Сивоголовко.
Тьфу, черт, голова идет кругом… Что же нам со всем этим делать?
— Все очень просто, Глеб! Я звоню Голобородько и говорю ему открытым текстом: либо ты нам рассказываешь, как обул со своими одноклассниками «Шмакойл», либо мы пишем о том, как ты обоссал ларек!
— Мудро, — резюмировал Спозаранник.
По домашнему телефону Голобородько женский голос ответил, что Николай Николаевич в отъезде, с работы он уволился и вернется не раньше чем через полгода.
— И что дальше? — спросил Глеб.
— Все очень просто. Я сейчас звоню Незовибатько и говорю ему: либо ты нам все рассказываешь про «Шмакойл», либо мы пишем, что ты взяточник, а вдобавок вместе с Голобородько обоссал ларек.
И никакая Пафнутьева нас не остановит.
— Мудро, — заметил Спозаранник.
Женский голос ответил мне, что Алексей Юрьевич уехал за границу, и, судя по всему, надолго.
— И что дальше? — спросил Глеб. — Позвонить на тот свет Мишане Сивоголовко мы вряд ли сможем… А фактов у нас никаких, к сожалению, нет.
— Где справедливость? — воскликнул я. — Эти два хохла сейчас на Канарах жарятся, а нам за них тут отдуваться — факты искать. Конечно, Резаков мог бы помочь — но вряд ли станет.
— Это мы сейчас посмотрим, — сказал Спозаранник и набрал номер. — Вадик, у нас с Кононовым есть к тебе интересное предложение! Мы тебе скажем, что было при себе у покойного Сивоголовко, а если угадаем — ты нам расскажешь все, что знаешь, про его участие в афере со «Шмакойлом»! Идет? Так вот — у покойного было при себе досье на прокурорского следователя Голобородько. Угадал? Чтобы тебя заинтриговать еще больше, скажу, что это досье он собирался передать господину Кононову, но, к сожалению, не успел… Ждем тебя завтра с утра.
— Честно говоря, Глеб, мне это не пришло в голову! — удивился я.
— А напрасно! — назидательно произнес Спозаранник. — Любую схему надо выстроить до логического конца — и она окажется истинной.
* * *
Даже после двухчасовой беседы с Вадимом Резаковым, которая плавно перенеслась в кабинет Обнорского, вопросов у нас все равно оставалось больше, чем ответов. Все, что нам представлялось ясным, нуждалось в доказательствах, а их не было. Будь мы следаки — мы бы даже в розыск не могли объявить внезапно исчезнувших из города Голобородько и Незовибатько.
Но поскольку мы не следаки, а журналюги — для сенсационной статьи материала у нас было более чем достаточно.
