* * *
В контору я влетел как ошпаренный.
Личный состав репортерского отдела был на месте, исключая Восьмеренко, который, по словам остальных, «только что был здесь, но куда-то испарился»…
Впрочем, к этим его исчезновениям я привык, только одного не мог понять, как ему так удается растворяться в окружающей обстановке без остатка. Ведь действительно, и стул за его компьютером еще не успел остыть, а самого нет, словно и не было никогда на этом свете.
— Витя, оставляю тебя за старшего! — Шаховскому в плане организации в нашем отделе я доверял больше, чем кому бы то ни было еще, — если уж он с братками «тамбовскими» несколько лет справлялся, то и с этой гопой управиться несколько часов сможет. — Я выполняю ответственное спецзадание… в стенах нашего Агентства. Если что экстренное, я — у расследователей. Мне нужно несколько часов плотно поработать. Ясно?
Шаховский заверил, что будет бдеть.
Девушки: Горностаева с Завгородней (Света наконец-то соизволила объявиться на работе) — согласно закивали головами. Будем надеяться, что сегодня нас минуют взрывы в казино, убийства депутатов и падения самолетов. С остальным мой отдел мог прекрасно справиться и без меня.
Теперь предстоял еще один сложный и щекотливый момент. Необходимо было обработать Колю Повзло, чтобы несуществующий пока материал поставил либо в «Новую» газету, либо в «Явку с повинной».
С Колей я в последние несколько месяцев старался пересекаться как можно реже и только по крайней необходимости. Сейчас необходимость была наикрайнейшей.
Тук— тук… Я отстучал дробь по двери кабинета соперника в сердце моей законной супруги и правой руки нашего великого шефа.
— Николай Степанович, вы на месте? — не дожидаясь положительного ответа, я шагнул через порог.
Повзло был в кабинете.
— Николай Степанович, не откажите в милости пристроить статейку о бесчинствах двух небезызвестных вам граждан.
— Кого еще? — Коля сделал стойку, словно спаниель при виде низко летящей утки.
— Братанов Карпенко. — Я в красках пересказал Повзло историю с воспитанием четырех журналистов. — Только надо напечатать это все в ближайшие дни. Сможем?
Повзло задумался, прикидывая что-то про себя, а потом уверенно махнул рукой.
— Думаю, да. Давай текст, я его посмотрю.
— Он будет у тебя через три-четыре часа.
В срок я уложился. Через три с половиной часа семь страниц стандартного машинописного текста лежали на столе перед Повзло. Николая все более или менее в тексте устроило, кроме названия.
В оригинале мой опус назывался: «Закопаем журналиста!…», но в Повзло взыграли редакторские жилки, и он переименовал текст в «Криминальный дуэт». Я не стал к этому цепляться.
Повзло пообещал, что статья встанет в пятничный номер «Явки с повинной».
Ради этого он готов передвинуть на следующий номер один из эпохальных текстов Спозаранника о коррупции в руководстве детского садика в Калининском районе.
Теперь оставалось поставить в известность о сроке и месте публикации Резакова. Что я и сделал. Можно было умывать руки — мавр свое отработал.
Пусть теперь суетятся РУБОП и прокуратура. В любом случае за ближайшие два дня до выхода газеты в этом деле вряд ли что сдвинется, если только обоих Карпенко не грохнут злобные киллеры. Но тогда я только скажу им спасибо, независимо от того, по каким причинам им пришло в голову всадить в головы Виктора и Станислава по девять граммов свинца…
Насчет киллеров я погорячился.
Жизни братьев-негодяев до пятницы ничто не угрожало. В остальном я оказался прав — ничего сверхъестественного не приключилось. Даже в нашей репортерской работе образовался некоторый подозрительный застой. Писать было не о чем. Мы обрывали телефоны в поисках новостей, но все, что происходило, было как-то мало достойно нашего внимания. В безумной голове Восьмеренко родилась поражающая своей новизной идея: раздобыть канистру с бензином и поджечь Апраксин двор.
— А почему именно Апраксин? — вяло поинтересовался Шаховский.
— Так ходить далеко не надо, — ответил Восьмеренко.
— Тогда уж надо Суворовское училище поджигать, — лениво заметила Завгородняя, — у нас на него как раз окна выходят…
— Дураки вы все! — подвела итог дискуссии Горностаева.
* * *
В пятницу я явился в контору, как обычно, около десяти утра. Вахтер, он же охранник, Григорий сидел на своем посту, уткнувшись в еще пахнущий типографской краской номер «Явки с повинной».
— Привезли уже? — поинтересовался я.
— Угу…
Я взял верхний номер из распечатанной пачки и двинулся в сторону нашего кабинета, разворачивая газету на ходу и марая пальцы в краске. Вот он, целый разворот. Даже с фотографиями обоих Карпенко. Молодец Повзло — удачно получилось.
Первым делом я набрал номер трубы Резакова.
— Привет, Вадик. Видел?
— В метро прочитал. Здорово сработано.
— Дело за вами.
Резаков велел звонить ближе к вечеру: возбуждение уголовного дела — не такая быстрая процедура, как иногда кажется.
Весь день я не находил себе места.
Чтобы хоть как-то унять охвативший меня зуд, попытался с головой уйти в работу. Но, как на грех, пятница выдалась тихой. И все же ощущение, что как раз к вечеру случится что-нибудь из ряда вон выходящее, меня не покидало.
Пятница — роковой для нашего репортерского отдела день. В последнее время в Питере пошла мода учинять всяческие безобразия именно в пятницу под вечер: то склад артиллерийский взорвется, то депутата или авторитета какого грохнут (я, впрочем, в последнее время перестал делать большие различия между этими двумя категориями активного народонаселения), то фанаты «зенитовские» полгорода разнесут в порыве своих фанатских чувств. Но пока все было тихо.
Часа в четыре в наш кабинет просунулась взлохмаченная голова Родиона Каширина. Он обвел нас слегка ошалевшим взглядом и задержал его на мне.
— Соболин, пошли пиво пить в Катькин сад!…
— А пошли, Родион. — Может, хоть пиво меня успокоит? — Орлы, я вернусь минут через двадцать. Шеф будет спрашивать: я — на почте… получаю заказное из Штатов.
Орлы— репортеры понимающие переглянулись и заверили, что сделают все, как я сказал.
Мы с Родионом расположились за столиком летнего кафе у самой ограды Екатерининского сада. Из еды в кафе были только чипсы, зато пиво было самое разнообразное. Каширин заказал «Балтику» седьмой номер, а я решил попробовать «Толстяка».
Родион по своей старой оперской привычке рыскал незаметно по сторонам глазами. Хотя, думаю, он все больше на красоток в мини-юбках глазел.
