— Алло, — сказал я в трубу и сразу услышал возбужденный голос Каширина:
— Шеф! Шеф, я был прав.
— Что такое, Родион?
— Я говорил, что среди знакомых Гребешкова обязательно найдется самоубийца?
— Ну говорил… Что дальше?
— Прошлым летом покончил с собой хороший знакомый Гребешкова.
— Это точно? — спросил я.
— Точнее некуда, Шеф. Вот тебе и ФСБ! Вот тебе и романы Бушкова.
— Это еще ничего не значит, Родя, — возразил я.
— Ага! Конечно. Комарницкий был преуспевающий бизнесмен, жил двумя этажами выше Гребешкова, а в июле прошлого года застрелился из охотничьего ружья…
Это ничего не значит, Шеф?
— … твою мать! — сказал я. — Ты где сейчас?
— Сейчас я собираюсь нанести визит вдове Комарницкого.
— Дождись меня, — сказал я. — Диктуй адрес, еду к тебе Я погнал машину на Гражданку. Я материл пробки, Родю, самоубийцу Комарницкого и ФСБ… Если они вычислили убийцу и вынесли ему приговор… Нет, нет, ерунда. Не может этого быть! Или может?
Я нашел дом на проспекте Науки, в котором жил Олег Гребешков и бизнес — мен-самоубийца Комарницкий. Возле подъезда сидел на скамейке Родя и ел мороженое.
— Ну что, — сказал Родя, — прав я был?
— Не знаю, товарищ Родя-… Может, они даже знакомы не были, — ответил я, опускаясь рядом с ним на скамейку.
— Хренушки! Еще и как знакомы — в шахматы каждую неделю играли.
— Откуда информация?
— Пошел по соседям. Может, думаю себе, зацеплю чего… И уже во второй квартире — бах! — мне одна бабуля и выкатывает: да что же это, говорит, за беда такая в нашем подъезде-то? В апреле Олега убили негодяи, в июне Савелий Григорьич помер, царствие ему небесное, а в июле Комарницкий застрелился.
Я сразу: что да как? Ну Савелий Григоръич нас не интересует — дедуле было восемьдесят семь годков и помер он естественной смертью. А вот Стае Комарницкий был преуспевающий бизнесмен тридцати двух лет. Жил двумя этажами выше Гребешкова, занимал аж две квартиры.
С Гребешковым был в хороших отношениях, по воскресеньям в шахматы они играли… А в июле прошлого года Комарницкий ни с того ни с сего вдруг забабахал себе в грудь из двух стволов. Нормальное кино, Шеф?
— Очень даже… Ты с вдовой договорился о встрече?
— Ждет.
Мы поднялись на седьмой этаж. Из-за стальной двери квартиры Комарницких раздался собачий лай. Родя поежился, сказал:
— Ох, не люблю я этих «друзей человека».
Дверь распахнулась, в просторном холле нас встретили хозяйка и две кавказские овчарки. Милые такие собачки, мне по пояс ростом. Родя незаметно переместился мне за спину.
Алла Комарницкая оказалась шикарной брюнеткой лет двадцати пяти. В ушках у нее поблескивали брюлики…
— А вы тот самый Серегин? — спросила она.
— Ага, — сказал Родя, — он тот самый.
— А документики можно ваши увидеть?
Мы с Родей вытащили «корочки». Комарницкая изучила их тщательно. Вообще, в этой дамочке чувствовалась уверенность и властность.
— Ну-с, господа, — сказала она, — проходите… кофейком вас угостить?
Мы прошли в кухню, которая явно была вдвое больше, чем обычные кухни в таких домах. Две милые собачки прошли вслед за нами, встали на пороге и принялись изучать нас «добрыми» глазами.
— Что же вы хотите, господа журналисты, у меня узнать? — спросила Алла, наливая кофе. — Вам со сливками?
— Нет, спасибо… Алла, скажите, пожалуйста, ваш муж был дружен с Олегом Гребешковым?
— Дружен? Нет, скорее они были приятели. В шахматы играли по воскресеньям. Мой дурак почти всегда проигрывал.
Здорово это она о безвременно покинувшем супруге: дурак… Чувствуется, что вдова скорбит. А кстати, вдова ли она?
Вон колечко-то обручальное на правой руке носит.
— Мы, — сказал я, — слышали о той трагедии, которая произошла с вашим мужем… Понимаю, что вам нелегко об этом говорить, но… какова причина самоубийства Стаса?
— А вы спросите у него, — ответила Алла Комарницкая.
Ответ меня, признаюсь, сразил… Да еще взгляд Аллы, который мало отличался от взгляда кавказцев.
— Он не оставил записки? — спросил Родя.
— Нет.
— У него были финансовые проблемы?
— Нет.
— А со здоровьем?
— Зачем вам это? — спросила она, доставая сигарету из пачки. Родион поднес ей зажигалку.
— Странно, что здоровый молодой мужчина вдруг уходит из жизни.
— Дурак, — сказала она и выпустила струйку дыма.
— Он выстрелил себе в грудь?
— Да. Зрелище было, доложу я вам… б-р-р! Гадость.
— Это было… здесь?
— Нет, на даче… Уехал посреди рабочего дня на дачу, никому ничего не сказал. Исчез! Нашли только через два дня.
— Он стрелял из двустволки?
— Да. Из двух стволов.
— Пулями?
— Нет. Дробью.
Мы с Родей переглянулись.
— А у него что — не было других патронов под рукой? — спросил я.
— Да там ящик этих патронов! Три ружья и ящик патронов.
— Странно… скажите, Алла…
— Послушайте, — сказала она, — хватит. Хватит об этом. Меня уже допрашивали и в прокуратуре, и в ФСБ.
— ФСБ проявляла интерес к самоубийству Стаса?
— Да они всех тут достали! После того, как убили Олега, они тут круги нарезали, как кокер-спаниели. Десять человек, и все задают одни и те же дурацкие вопросы…
А как увидели ружье на стене — вообще вцепились в Стаса!
— Ружье Стаса вызвало их интерес?
— А как же! Им же нужно убийцу найти… Если какого работягу грохнут — всем все по фигу. А тут ихнего замочили — ну они и забегали! Они это сраное ружье и облизали, и обнюхали.
— Стаса подозревали в убийстве Олега?
Алла раздавила сигарету в пепельнице.
— Если бы не железное алиби, то… черт его знает…
— Алиби?
— Да, мы в день убийства Гребешкова были в Финляндии. Но они все равно изъяли наши загранпаспорта, вернули только через три дня.
…Все стало ясно. Мы допили кофе и откланялись. Напоследок я спросил:
— Кстати, Алла, нескромный вопрос…? Вы вышли замуж?
— Да, — ответила она с вызовом. — Если вы хотите сказать, что я еще и башмаков не истоптала…
— Ну что вы, Алла?! Мы не имеем никакого морального права…
