На Сашка было страшно смотреть. Он озирался, как затравленный волчонок, но натыкался лишь на презрительно-жесткие взгляды.
Парнишка упал на колени и, давясь слезами, закричал:
— Богом клянусь, не брал я, честное комсомольское!
Сашку не поверили и дали два дня, чтобы он вернул все, что, как считали, успел «толкнуть» абхазам. Местные жители уже тогда охотно покупали чужие документы — на всякий случай…
Сергей почему-то сразу решил, что Выдрин ни при чем — мальчонку явно подставили, сбивая след. Челищев долго пытался вспомнить, кто раньше других уходил с тренировок и память его не подвела: дважды, жалуясь на растяжение стопы, уходил в медпункт Паша Орлов — он учился на испанском отделении филфака… Сергей вместе с одним парнем с восточного факультета, Андрюхой Обнорским незаметно стали следить за Орловым и накрыли-таки его как раз в тот момент, когда он собирался забрать украденные деньги, часы и документы из тайника под валуном на берегу Гумисты…
Орлова били долго и жестоко — его привязали за руки к столбу и пинали ногами, как грушу. Когда он терял сознание, его обливали водой и били снова… Сор из избы решили не выносить, и в милицию никто заявлять не стал. У Орлова просто отобрали все деньги, порвали на мелкие клочки его документы и выгнали из лагеря, посоветовав добираться до Ленинграда пешком.
— Чтоб ты сдох, подлюга, — напутствовал избитого Орлова тренер. — Смотри, в милицию пожалуешься — вообще закопаем!… Гадина ты, мразь, у своих красть — это… это… Короче, сука ты!
Дальнейшая судьба Паши Орлова была туманной: рассказывали, что на четвертом курсе его посадили за фарцовку, а в зоне он стал любимым петухом какого-то авторитета.
Перед Сашком же извинялась вся сборная, а мальчишка был настолько благодарен Челищеву и Обнорскому, что готов был целовать им руки… Сашок с тех пор ходил хвостиком за Сергеем и Андрюхой, даже пытался однажды выстирать их кимоно, за что получил от Обнорского по шее — слегка, чтоб запомнил.
Андрей тогда долго ерошил выгоревшие волосы Сашка и приговаривал:
— Ты, Сашок, запомни главное: никогда ни перед кем не унижайся, даже перед теми, кому ты чем-то обязан…
А потом сборы закончились, и Челищев больше Сашка не видел — «малыши» тренировались в спортивном зале ЛИСИ. К тому же после четвертого курса Сергей перестал ходить на тренировки вообще…
— Конечно, узнаешь теперь тебя, бородатого, как же, — Сергей изумленно качал головой, — Тогда-то у тебя даже пушка еще не намечалось… Слушай, Сашок, а ты каким макаром здесь оказался?
Выдрин невесело хмыкнул:
— Да обычным. Я ведь потом тоже в универ поступил, хотел на востфак, как Обнорский, но не прошел по конкурсу, а спортнабора туда не было, ну я и двинул на истфак, на кафедру археологии. Попал, как ни странно. Учиться было интересно, тем более я к третьему курсу мастера получил, в Берлин даже ездил выступать… Ну, а потом — травма мениска, и по схеме — за борт… Распределение в школу учителем истории. А там — дурдом настоящий, не дети, а уроды какие-то… Тут как раз приятель предложил кооператив открыть. Я, дурак, согласился — открыли мы кафе… Короче, через год он слинял со всеми деньгами, а меня в БХСС — шесть месяцев «Крестов» и «уголовное дело прекратить за отсутствием доказательств» того, чего я не совершал… Ну и все — на работу не устроиться, а жрать что-то надо, у меня мать старенькая совсем, со смешной пенсией… Вот и хожу сюда, двух зайцев убиваю — форму спортивную поддерживаю и заработок какой-никакой… Ну, и работу ищу… Только пока все, что ни подворачивается, — сплошь полная спекуляция, а она мне уже вот где, — Сашок рубанул себя ребром ладони по горлу. — Может, вы чего-нибудь предложите?
Челищев махнул рукой:
— Хватит «выкать», Сашок, не такая уж у нас разница в возрасте. А насчет работы… Понимаешь… То, чем я сейчас занимаюсь, — это, как бы полегче сказать-то… Сашок понимающе кивнул головой:
— Да я вижу, не слепой… Но… Серега, возьми меня к себе, я не подведу… А так жить тоже уже невмоготу, нищета задушила, матери в глаза смотреть стыдно…
— Ты не понимаешь, — пытался было вразумить Сашка Сергей, но тот перебил:
— Да все я понимаю… Я давно уже хочу к бандитам податься, только случай все никак не подворачивался… Если ты меня не возьмешь — к другим уйду.
Сергей задумался:
— Ладно, посмотрим… После разгрузки поговорим… Хотя, стой, одно дело я тебе могу уже сейчас поручить: мне нужно снять хату на пару месяцев. Приличную, желательно поближе к центру… Вот тебе пятьсот баксов: сторгуешься за четыреста — остаток твой… Только об этом не должна знать ни одна живая душа. Понял?
— Понял, — улыбнулся Сашок, незаметно пряча деньги. — Будет исполнено, босс, и даже быстрее, чем ты думаешь. У меня как раз есть одна квартирка на примете…
Решение снять «конспиративную хату» Челищев принял спонтанно, неожиданно для самого себя. Видно, вспомнились утренние окурки в подъезде, у мусоропровода…
Между тем Доктор закончил «перепись населения», напомнил всем зычным голосом время сбора и повернулся к Челищеву:
— Ну что, Адвокат, кажись все? Давай мы тебя побыстрее в квартирку доставим, а то мне тоже надо в одно место заехать… — Толик переминался с ноги на ногу, и Сергей улыбнулся, догадавшись, что это за место:
— Татьянку утешать опять поедешь? Смотри, до смерти не зажалей… Доктор покраснел и насупился, но Сергей дружески взял его за плечо:
— Ладно, без обид, я так, пошутил неудачно… Ты езжай спокойно, только завтра не проспи, а меня сегодня провожать не надо: я дома ночевать не буду… Доктор заколебался:
— Но Палыч сказал…
— Я же тебе объясняю — я домой сегодня не поеду. Палыч сказал — меня до квартиры провожать, так?
— Так, — кивнул Толик.
— А как вы меня туда сможете проводить, если я туда не еду?
Доктор поскреб в затылке:
— Да, действительно… А где ты ночевать собрался? Чтоб знать, на всякий случай… Челищев спрятал усмешку в уголках губ.
— Да так, у женщины одной…
— А-а… Ну, ясно, — Толик понимающе кивнул, еще помялся для приличия и протянул руку, прощаясь:
— Значит, встречаемся уже здесь? Ну, приятного вечера, босс.
— Тебе того же.
Сергей не обманул Докора, сказав, что собирается к женщине, но если бы Толик узнал, сколько этой женщине лет и как она выглядит, то удивился бы несказанно…
Спрятав за пазуху купленную в «ночнике» бутылку дорогого французского коньяка, Челищев поднялся по темной лестнице старого дома на канале Грибоедова и долго звонил в обитую рваным дерматином дверь. Судя по всему, в этой квартире не боялись воров и налетчиков, которым поживиться было бы просто нечем: дверь открылась без звяканий цепочки и испуганного вопроса: «Кто там?». Челищев шагнул в темную прихожую.
