— Я с вами разговаривать не буду!
— Дело ваше…
Следователь пригласил двух женщин-понятых, вызвал из дежурки толстую заспанную женщину-сержанта и составил протокол личного осмотра Катерины. Потом он составил опись одежды и личных вещей, выписал 122-ю и вызвал конвой для сопровождения Кати в ИВС. Выходя из кабинета, Катя остановилась на пороге и еще раз окинула взглядом картины:
— Фламандцы…
— Что? — не понял следователь.
— Школа, говорю, фламандская! — зло и презрительно процедила Катя и вышла из кабинета…
Ее привели в ИВС примерно в то самое время, когда двухметровый Вася привез Челищева в больницу. По дороге Сергей то терял сознание, то выплывал из забытья, ему казалось, что все его тело стало каким-то сгустком боли. В этой больнице Челищеву уже приходилось бывать раньше. На четвертом этаже за самыми обычными дверями находились две такие шикарные комнаты, в которых, может быть, не отказались бы полежать и некоторые западные миллионеры. Эти комнаты редко использовались как палаты, в них проходили «деловые» встречи и переговоры.
Сергей был здесь месяца полтора назад вместе с Катериной, которая решала вопрос о бартерных поставках со шведскими фирмачами. У шведов тогда возникли большие трудности с таможней из-за неуступчивости некоего Сергея Кислова. На переговоры со шведами был вызван эксперт по таможне Миша Жмых, известный контрабандист, откликавшийся также на погоняло «Тефлоновый Моня». Про Жмыха говорили, что он может протащить верблюда через игольное ушко. Моня быстро объяснил собравшимся, что Сергей Кислов — это «совсем тяжелый случай», его купить нельзя, потому что он — «больной на идее», а следовательно, единственный выход — это уволить наглого таможенника со службы. Увольнение это, по словам Жмыха, стоило пятьдесят тысяч долларов. Шведы помялись для приличия, но согласились, ударили по рукам, и все остались довольны — три фирмы Катерины получали выгодные контракты, Тефлоновый Моня делал интересную работу, а шведский бизнес глубже проникал на российский рынок. А таможенник Сережа Кислов, уволенный через несколько недель за «несоответствие занимаемой должности», так, наверное, никогда и не узнал о том, что судьба его решилась в городской больнице…
Сергея положили в люксовую палату, сразу поставили капельницу, а минут через сорок его пришел осмотреть известный профессор-нейрохирург. Профессора подняли с кровати, и он недовольно морщился, качал головой и испуганно косился на двух амбалов — «санитаров», деловито устроившихся в холле палаты. «Санитары» приволокли с собой телевизор с видеомагнитофоном, запустили мультики и мрачно смотрели их, жуя «сникерсы».
Сергея долго «изучали» — кололи иглами, переворачивали, делали уколы, а потом увезли на рентген. Перед тем как провалиться в окончательное забытье, Сергей успел услышать, как профессор объяснял Васе, что позвоночник у пациента, слава Богу, цел, но треснули два ребра и налицо сотрясение мозга…
Когда Челищев проснулся на следующий день, ушибы болели уже не так сильно, но попытка приподняться сразу же вызвала головокружение и тошноту. На шум в палату заглянул один из «санитаров», и Сергей вдруг понял, что его положение почти безнадежно. Обруч черных эмоций, сжимавший сердце и разум последние дни, распался, и с какой-то пронзительной ясностью увиделись все просчеты и ошибки, допущенные им при запуске плана по сдаче Катерины и ее группы… Она, безусловно, вычислит, кто мог подложить ей в сумочку перед стрелкой липовый паспорт и подсыпать в каблук сапога кокаин… Почему же он не подумал об этом раньше?… Где Катя? Что случилось на стрелке? Если она все поняла, то почему он до сих пор еще жив? Может быть, Антибиотик уже обо всем знает и принял решение? Может быть, Сергея просто отравят по-тихому в этой роскошной палате, и все — шито-крыто, издержки бесплатной медицины? От сознания собственной беспомощности и уязвимости его прошиб пот.
Когда принесли завтрак и питье, Челищев отвернулся. Его преследовала мысль, что в еду может быть подсыпана отрава.
О странном поведении Челищева немедленно было доложено Антибиотику, который явился лично проведать больного в середине дня.
Виктор Палыч и сам выглядел неважно: видимо, прошедшая ночь была не из самых приятных в его жизни. После того как Сергея увезли в больницу, Антибиотик спешно покинул свой офис в кабачке «У Степаныча», быстро загасил все явки и встречи, перебрался на конспиративную квартиру на Юго-Западе и к телефону не подходил — опасался пеленгации. К Челищеву Виктор Палыч приехал с букетом роз и целой сумкой разных соков, которую еле втащил в палату Вася.
— Ну что, Сережа? — сказал Антибиотик, присаживаясь на краешек кровати Челищева. — Мне говорят, ты ведешь себя плохо, от еды отказываешься, докторов не слушаешься?… Опять подозреваешь что-то? Я вот тебе соку принес, давай из одного пакета выпьем, небось, не отравимся…
Виктор Палыч первым отхлебнул из своего стакана, причмокнул, и Челищев с наслаждением утолил жажду.
— Успокойся, сынок, тут с тобой ничего плохого не случится. Здесь все свои.
— Где Катя? — хрипло спросил Сергей. — Почему ее здесь нет?
Антибиотик пристально посмотрел ему в глаза, кивнул, потом встал, прошелся по палате и остановился у огромного окна.
— Да, ты ведь ничего не знаешь, — Антибиотик стоял спиной к Челищеву и говорил негромко. — У нас проблемы…
Виктор Палыч коротко рассказал, что произошло на стрелке, и снова присел на кровать:
— Ты, Сережа, с Катериной Дмитриевной ближе общался… Зачем ей кокаин понадобился? Раньше любви к «благородному» за ней не замечалось… Челищев облизнул губы и покачал головой:
— Я не знаю… Про шмыгалово у нас никогда разговора не было… Антибиотик вздохнул и положил руку Сергею на плечо:
— Ты лежи, лежи, сынок, не волнуйся, мы во всем разберемся… Меня вот что удивляет: кокаин — это «казанских» тема, с казанцами же и стрелка была… Странное какое-то совпадение… Мысли нехорошие возникают. Не крысятничала ли наша Катенька? Как думаешь-то, Сереженька?
Сергей осторожно откашлялся и помотал головой:
— Нет, Катя… она не могла… Она… Виктор Палыч, ей помочь надо, она же не сможет в тюрьме… Я прошу вас.
Антибиотик крякнул и махнул рукой, сердито сморщив лицо:
— Могла — не могла… Запомни, Сережа: все бабы — дуры, они не головой думают, а своим сладким местом. Все — дуры, но — есть глупые дуры, а есть — умные, но тоже — дуры… Челищев от чудовищного нервного напряжения даже перестал чувствовать боль:
— Катя — не баба. Она…
— О-о!… — насмешливо протянул Виктор Палыч. — И ты туда же… Надо же, действительно, ты со своим корешком Олежкой похож — даже говорите одинаково. Я когда-то от него такие же слова слышал. Кстати, в тот раз Катерина Дмитриевна нам проблем не меньше устроила…
Антибиотик усмехнулся. Он и раньше подозревал, что Катя и Сергей были любовниками, а теперь утвердился в этом предположении окончательно. Старик повеселел. Он всегда радовался, когда узнавал о людях из своего близкого окружения что-то такое, что можно было бы использовать против них. С такими знаниями — оно спокойнее как-то… Чтобы властвовать, нужно уметь разделять… Или «разводить», что в принципе одно и то же…
