Сергей медленно кивнул. Через час его так накачали транквилизаторами, что боль в груди затихла, а потом и вовсе растворилась вместе с обрывками засыпающих мыслей…
Антибиотик, получив от Васи и опера Юры информацию о том, как прошло свидание в «Крестах» и в каком состоянии Челищев вернулся в больницу, пришел в очень хорошее расположение духа. Виктор Палыч озадачил Юру тем, что попросил аккуратно довести информацию о свидании между Сергеем и Катериной до Званцева. Юра ничего не понял, но вопросов задавать не стал. Позже, поговорив с приехавшим из больницы Васей, Антибиотик приказал ему найти и доставить для разговора некоего Валдая.
Вова Кругов получил прозвище Валдай в Афганистане, откуда вернулся в 1988 году. Возвращение в Ленинград преподнесло Валдаю обычный солдатский сюрприз — девушка, которую Вова считал своей невестой, его не дождалась. Истерзанная войной и обидой психика Крутова пошла совсем наперекосяк, он начал пить, в одиночку «тряс» кооператоров, когда кончались деньги, и однажды в 1990 году нарвался на барыгу, которого прикрывала группа Адвоката.
Когда выяснилось, что Валдай — афганец, его не стали бить и калечить. Званцев долго разговаривал с ним лично, а в конце беседы предложил перейти в свой «коллектив». Вова Кругов согласился. Олегу пришлось с ним повозиться — у парня уже были серьезные проблемы с алкоголем и наркотиками. Званцев с помощью хороших врачей и дорогих препаратов буквально вытащил Валдая из ямы, «подшил» его и закодировал. Вова готов был молиться на Званцева, он был предан ему по-собачьи. В свое близкое окружение Званцев Валдая все же не пускал, поскольку Вова, не отличаясь интеллектом, проявлял еще к тому же ненормальную жестокость по отношению к женщинам, особенно симпатичным. Валдай удовлетворял свои инстинкты и вымещал обиды на проститутках, которые потом жаловались своим сутенерам, а те передавали претензии выше. Катя терпеть не могла Валдая, и Олег вынужден был держать парня, которому необъяснимо сочувствовал (может, себя самого в нем видел?), назначив бригадиром на дальних выселках — Валдай «работал» в пригороде Петербурга, Павловске, и появлялся на берегах Невы не чаще раза в месяц.
Виктор Палыч знал историю Вовы Крутова, его отношение к женщинам, которые, по мнению Валдая, все были блядями и суками. Именно на этой женоненавистнической струне и собирался сыграть Виктор Палыч особую мелодию для Олега Званцева.
Валдай был чрезвычайно польщен тем, что его пригласил для «серьезного разговора» сам Антибиотик, которого Вова за свою карьеру видел всего несколько раз, да и то, что называется, с галерки. Отмороженных мозгов Крутова не хватило на то, чтобы понять тонкую игру Виктора Палыча, долго и степенно рассуждавшего о понятиях чести, настоящей мужской дружбе и верности. Когда Антибиотик перешел, наконец, к сути вопроса и рассказал Валдаю о «подлой измене», совершенной Катей и Сергеем за спиной томящегося в тюрьме Зяанцева, Валдай уже пылал благородным негодованием, вскакивал, матерился, сжимал кулаки и только что не выпускал пар из ноздрей, как Конек-Горбунок из известной сказки.
— Такая вот, Вова, история за спиной нашего товарища случилась… Сам понимаешь, кто-то должен эту тему Олегу передать. Это трудно, горько, но необходимо, и сделать это должен кто-то из своих. Я и сам бы, конечно, мог, но — ты ведь знаешь Адвоката и его самолюбие… Ему будет вдвойне больно услышать такое от меня, старого. А ты афганец, фронтовик, как и Олежка, вы одной, так сказать, крови, одного заквасу… От тебя услышать эту горькую правду ему будет легче. Поэтому, Володя, тебе и нужно Олегу обе всем написать… Он для тебя многое сделал, а теперь ты ему должен глаза раскрыть…
Антибиотик говорил проникновенным голосом с выражением искреннего отеческого страдания на лице, а Вова Кругов завороженно кивал. Уговаривать его не пришлось. Под присмотром Виктора Палыча он тут же накатал маляву Званцеву:
«Здорово, брат!
Ты знаешь, для меня это слово свято. Ты всегда был мне как родной старший брат, поэтому обманывать и утаивать от тебя горькую правду не могу. За твоей спиной творится блядство. Мы все прошли через это и можем друг друга понять. Твоя жена и тот, кого ты считал другом, изменили тебе и делают это постоянно, даже не стесняясь братвы. Я знаю, тебе будет больно, ты говорил мне всегда, что женщины — не все такие, но вот оказалось, что все. Мне тяжело писать тебе об этом, но пусть это лучше буду я, чем кто-то начнет смеяться. Я не лезу в твои дела, но пусть твои глаза будут раскрыты. Нам не в первый раз стреляют в спину, но мы должны выстоять. Помни, что всегда и во всем можешь на меня рассчитывать. Прости, если сделал тебе лишнюю боль. Только скажи, я этому кобелю елду вырву. Твой брат по крови,
Вова Валдай»
Антибиотик внимательно прочитал написанное и остался доволен. Валдай писал коряво и напыщенно, но искренне. Олег поверит этому письму.
После того как Вова Кругов переписал послание набело, Виктор Палыч долго и растроганно говорил ему о том, какой он реальный и правильный пацан. Валдай кивал и хавал все за чистую монету. Когда Вася наконец увез его с аудиенции, Антибиотик еще раз прочитал маляву и ухмыльнулся:
— Вот так-то, ребятишки…
Юра из оперчасти «Крестов» довел до Званцева информацию о свидании Челищева и Катерины грамотно и аккуратно. Арестованный вместе с Олегом Ветряк, сидевший в «Крестах» безвылазно с августа 1992 года, «случайно» подслушал разговор двух цириков
[7]
, когда его дернули на допрос. Ветряк сидел отдельно от Званцева, но «пустить коня»
[8]
в «Крестах» никогда не было проблемой.
В том, что Катя виделась с Сергеем, ничего особенного вроде не было, они могли, в конце концов, оговаривать какие-то чисто практические вопросы, но Олега эта информация «зацепила». Он ощутил внутреннее беспокойство и тоску. Самым неприятным было то, что Сергей, оказывается, мог пройти в «Кресты», но Званцеву не подал даже весточки. Молчала и Катерина, хотя канал связи у нее был. Олега начали мучить подозрения, разъедавшие и без того подточенную тюрьмой нервную систему. Званцев, всегда отличавшийся выдержкой и спокойствием, начал легко раздражаться из-за ерунды, избил из-за пустяковой шутки соседа по камере (бедолагу-шофера, случайно задавившего пьяного), потерял аппетит и сон. В таком состоянии он промаялся двое суток, а потом в «кормушку» его камеры бросили аккуратно запечатанную маляву Валдая.
Прочитав ее, Олег стал похож на буйно помешанного. Как описать все, что творилось в его душе? Тот, кто никогда не сидел в тюрьме, все равно не поймет, а те, кому довелось побывать «у хозяина», в лишних словах не нуждаются… Если бы тогда Званцев смог дотянуться до Сергея с Катериной, то, наверное, убил бы обоих, не задавая никаких вопросов. Яростное безумие продолжалось несколько дней, но такой накал не мог быть вечным — он либо выжигал человека дотла, либо сам угасал.
Олег захотел понять, как стало возможным то, что случилось между Катериной и Сергеем. Он слишком хорошо знал свою жену, чтобы хоть на минуту допустить мысль о том, что причиной могло быть банальное затянувшееся сексуальное воздержание. Званцев нуждался в информации. За приличную сумму в валюте он уговорил все ту же ефрейторшу-контролершу попытаться узнать, что делает, как себя ведет и «чем дышит» Катерина в камере, а также разослал нескольким своим людям на воле короткие письма. Письма эти, прежде чем они попали к адресатам, прочитал Антибиотик. Виктор Палыч остался доволен их содержанием — все развивалось именно так, как он задумал. Через два дня ефрейторша передала Олегу новость, от которой он впал в транс. По словам контролерши, Катерина была беременна, у нее начался ранний токсикоз, ее постоянно тошнило и ломало. Сокамерницы Катерины помогали ей, как могли, — беременность еще можно скрыть от мужчин, но не от женщин, которые постоянно вынуждены находиться вместе…
