Антибиотик возвращался на свою конспиративную квартиру в самом мрачном расположении духа — у него всегда портилось настроение, когда что-то шло не так, как он задумывал, даже если дело касалось мелочей. Милицейский же налет на свинарник мелочью считать было нельзя — во-первых, придется искать там ментовского «барабана», а во-вторых, могла порушиться вся закрученная Виктором Палычем комбинация. Расчет на устранение одного из Адвокатов мог обернуться тем, что из игры выпадут оба…
У бармена «свинарника» Лени день выдался на редкость паскудным. Утром все заведение пришлось отмывать от ночной гулянки Сазона, два дня подряд отмечавшего какую-то «большую радость» вместе с десятком братков и немыслимым количеством блядей — чуть ли не по две на рыло из Питера привезли. Только все отмыли, прибрали, вздохнули спокойно — заявились на «форде» двое: один белобрысый, второй черненький, вернее — бывший черненький, седой наполовину. Белобрысого Леня с трудом узнал — видел его однажды, с полгода назад, когда только на это место устроился. Звали его Олегом-Адвокатом, говорили, что он очень крут, из «центровых». Второй по ухваткам тоже был не пряник — такого, судя по глазам, без большого количества масла просто так не съешь, подавишься. Очень не понравились Лене глаза гостей, предчувствие ворохнулось — добром вечер не кончится, разговор у этих двух, судя по всему, серьезный намечался: Адвокат Леню, как котенка, из бара вышвырнул, а потом там на очень высоких тонах заговорили… Леня лихорадочно соображал, что делать, а тут ОМОН как снег на голову свалился… Правду говорят, что два прихода ОМОНа — это все равно что один пожар: все побили, покрушили, морду набили на всякий случай. Все этих двух искали — куда, говорят, подевались? Машина на месте, а сами где? Хорошо, Саша-крупье выкрутился, сказал, что эти двое машину оставили, а сами в деревню ушли, где у них, мол, еще одна стояла. Менты часа три переворачивали гостиницу, уехали, забрав с собой зачем-то кочегара, охранника и Сашку-крупье. Только Леня успокоился — эти двое из тайника вылезли, но в бар, чтобы прибраться, не пустили, сидели, зыркая друг на друга, разговаривали о чем-то тихо.
Они шептались еще долго. Маленький бармен отчаялся дождаться, когда его позовут, и улегся спать в одном из номеров вместе с совершенно ошалевшей от событий дня официанткой. Однако спокойно поспать труженику стойки не удалось. Часа в два ночи Леню разбудил один из двух приехавших авторитетов, из-за которых и обрушились на ферму напасти. Тряс бармена за плечо не белобрысый, а второй, поменьше ростом и наполовину седой, которого звали Сергеем. От него несло коньяком, а глаза у него были совсем нехорошими.
— Эй, вставай, хватит спать, выходи, дело есть.
Голая официантка ойкнула, натягивая на себя одеяло, но Челищев не обратил на нее никакого внимания. Он сдернул бармена с постели и буквально приволок в бар. В электрическом свете Леня увидел, что руки у седого в крови, а когда разглядел на полу у стойки неподвижно скрючившуюся фигуру второго, белобрысого, — колени у него заходили ходуном.
— Тихо ты, не трясись, — сказал Сергей бармену. — Быстро тащи сюда какую-нибудь скатерть. Сейчас мы уедем, а ты — забудь, что видел, — Челищев кивнул на неподвижное тело Олега. — А не то — рядом положу. Понял?
Леня всегда соображал быстро — метнулся пулей и приволок две большие белые скатерти, в которые Сергей самолично замотал Олега. Потом Челищев, поднатужившись, взвалил спеленутое тело Званцева на плечо, донес его до «форда», загрузил в багажник, отдышался и закурил. Затем вернулся, умылся, выпил рюмку на посошок, глянул на бармена так, что Лене совсем плохо стало, сел в машину и уехал. А Леня два часа оттирал, всхлипывая и подвывая, следы крови на полу в баре, потом ойкнул, вспомнив важное, и рванулся к телефону — докладывать…
Между тем Сергей, успешно миновав пост ГАИ, въехал в Питер и по радиотелефону вызвонил на «работу» Вальтера. Николай Трофимович заявился на кладбище злой, как черт, — было около пяти утра.
— Что-то ты, Сережа, зачастил ко мне, понравилось, видать. Это дело такое, засасывает. Кого приволок-то?
Челищев, присев на корточки, отдернул край запачканной в крови скатерти и хрипло сказал:
— Олежку хоронить будем.
Вальтера удивить, а тем более испугать было очень трудно, тем не менее, когда он увидел в слабом свете фонаря, скрипевшего у часовни, вымазанное уже засохшей и побуревшей кровью лицо Званцева, побежали по хребту у Николая Трофимовича неприятные мурашки. Вальтер протянул было к телу руку, но Челищев вызверился на него, как припадочный:
— Убери грабли, Трофимыч, других обшаривать будешь! Только тронь Олежку — в ту же ямку ляжешь!
Заглянул Богомолов в глаза Челищеву и спорить не стал, пропало как-то сразу все желание. Забурел паренек, ох и забурел: совсем перестал смерти бояться — и чужой, и своей. Такие, правда, сами долго не живут, но пока их земля на себе держит, спорить с ними — а тем более один на один — могут только ненормальные, к которым Николай Трофимович себя не причислял.
— Ладно, ладно, Сереженька, не кипятись. Я все понимаю, не тупой. Похороним твоего кореша по высшему разряду. Сегодня как раз бабушку хорошую к нему подселим, старушка праведницей была, глядишь, и Олежкины грехи замолит.
Сергей взял завернутое в скатерть тело на руки и пошел по кладбищу за Вальтером. Тот привел его к пустой могиле, спрыгнул туда и быстрыми движениями лопаты за десять минут углубил ее почти на полметра. Потом вылез и отошел в сторону. Челищев осторожно опустил Олега в могилу, забрал у Вальтера лопату и присыпал неподвижный кокон землей.
— Во сколько бабку хоронить будешь?
— В одиннадцать, — Вальтеру было неприятно, что этот щегол заставил его отвечать чуть ли не подобострастно.
— Гляди, Трофимыч…
Челищев повернулся и ушел, а Вальтер, набожно перекрестившись, заспешил к себе в кабинет, к телефону. Набрав «экстренный» номер Антибиотика, Вальтер вытер пот со лба, сел на стул и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На седьмом гудке Виктор Палыч снял трубку:
— Ну?
— Босс, — заторопился Вальтер, — посылку, про которую ты предупреждал, получил, правда, с небольшой задержкой. Только что запечатал в лучшем виде.
— Кто доставил? — в голосе Антибиотика, несмотря на поздний (а вернее, ранний) час, проклюнулся странный азарт.
— Черненький. Весь не в себе. Приехал, словно сдвинутый маленько, но доставил аккуратно, все в ажуре. С нервишками у него, видно, непорядок, на меня чуть было кидаться не вздумал.
— Ладно, — прервал его Виктор Палыч. — Это уже лирика. — И повесил трубку. Вальтер удовлетворенно кивнул, перекрестился и прилег на старенький диванчик покемарить перед началом нового трудового дня. С Антибиотика же на другом конце города слетел весь сон. Он бродил по огромной пустой квартире в роскошном шлафроке, что-то бормотал себе под нос, качал головой и улыбался…
Прошла неделя. Сергей вновь начал «работать». Антибиотик выказывал ему всяческое расположение, подарил даже вишневый «джип», на котором Челищев мотался по разным стрелкам и теркам. Его авторитет среди городской «братвы» прыгнул на немыслимую высоту — многие слышали о разборке с Олегом, поскольку причиной ее послужила женщина. Вокруг имени Челищева начал складываться некий романтично-героический ореол. Сам Сергей на легенды вокруг своей персоны внимания не обращал, выражение его лица было, как правило, угрюмым, и мало кто из братвы видел, как он улыбается.
