По мере того как ребята входили в Хур-Максар, все сильнее становился трупный запах — тела убитых лежали неубранными на дороге, а в богатых домах на некогда фешенебельных улицах не угадывалось ни малейшего признака жизни…
Переводчики передвигались медленно, по очереди перебегая от дома к дому и надолго замирая при малейших подозрительных звуках. Луна светила вовсю и давала возможность просматривать улочки далеко вперед… К тому времени, когда они вышли на улицу, ведущую непосредственно к посольству, на небе уже заалели первые проблески зари.
Советское посольство располагалось недалеко от моря, его территория, включавшая огромный сад, была обнесена сплошной бетонной стеной. Главные ворота, изготовленные из прочного металлического сплава, открывались внутрь после нажатия дежурным специальной кнопки, если он убеждался по системе слежения, что снаружи все о'кей. Обнорский за десять месяцев в Йемене всего пару раз был в посольстве. Один раз на общем «физкультурном» собрании всех советских коллективов, а другой — сопровождая кого-то по просьбе Пахоменко. Так что Андрей не очень хорошо представлял себе внутреннее обустройство комплекса советской дипломатической миссии. Он даже не знал, есть ли в посольской стене запасной, черный выход, поэтому принял решение идти через главные ворота.
Это решение, однако, было легче принять, чем выполнить. Посольство было, по существу, блокировано настоящим бедуинским табором, раскинувшимся по всему периметру миссии. Основная часть кочевников расположилась ближе к морю, однако со стороны Хур-Максара абьянские воины выставили часовых, большая часть которых, правда, обняв автоматы, бессовестно дрыхла прямо на земле. Тем не менее подойти к главным воротам незаметно было невозможно. После короткого совещания Андрей с Назрулло решили идти не таясь — открыто и спокойно, закинув автоматы за спину. Их окликнули, когда до бедуинских постов оставалось метров пять.
— Стой! Кто? Куда идете? — Двое кочевников, один из которых, видимо, был ответственным за караул, с автоматами наперевес подошли к ребятам.
— Доброе утро, братья. Пусть Аллах принесет вам в этот день удачу, — поприветствовал их Андрей и представился, отдав честь: — Лейтенант Шухри!
— Лейтенант Назралла, — чуть переиначил свое имя Ташкоров.
— Палестинцы? — недоверчиво спросил старший караула.
Андрей, продолжая улыбаться, кивнул:
— Из отряда полковника Абу Фарраса. У нас дело к русским. — И Андрей махнул рукой в сторону посольства.
— Какое? — довольно равнодушно поинтересовался бедуин. Было видно, что он ничего не заподозрил: двое в зеленой форме говорили по-арабски с акцентом, но так ведь они же палестинцы. В полуграмотных йеменских племенах не умели различать жителей других арабских стран по выговору.
— Наши взяли нескольких русских баб с детишками — в гости, брат, только в гости… Может быть, русские захотят, чтобы они вернулись… Абу Фаррас готов обсудить пути решения этой проблемы…
Андрей импровизировал, что называется, на ходу, все это было чистой авантюрой, он чувствовал, как взмок под формой, но внешне выглядел абсолютно спокойным…
Кочевник передвинул языком во рту комок ката и одобрительно кивнул:
— Это серьезный повод… Что будете просить?
— Зачем просить, когда можно потребовать? — рассмеялся Андрей. — Мой полковник не любит хвастаться делом, которое еще не сделано…
Все, что говорил Обнорский, абсолютно укладывалось в модель обыкновенного поведения бедуинских племен — захватить пленников и требовать потом за них выкуп считалось делом не постыдным, а славным, достойным воспевания в стихах… Как, по какому наитию Андрей сообразил говорить именно так, а не иначе, он и сам не мог понять: казалось, что ему словно кто-то шептал эти слова на ухо…
Бедуин рассмеялся и сделал рукой разрешающий жест — проверить документы ему просто не пришло в голову.
— Проходите… Только советую договариваться быстрее…
— Что ты имеешь в виду? — обернулся к нему уже подошедший к воротам Обнорский, но кочевник в ответ хитро усмехнулся:
— У нас тоже не принято хвалиться тем, что, с позволения Аллаха, еще предстоит сделать…
Когда ребята подошли к воротам, Назрулло шумно перевел дух и забормотал что-то по-таджикски, а Андрей вдруг почувствовал, что ноги едва его держат. Минут десять их, видимо, разглядывали, не открывая на стук, наконец из-за ворот послышался чей-то знакомый голос, резко спросивший по-арабски:
— Чего вы хотите? Посольство закрыто!
— Да русские мы, русские! — придушенным голосом ответил Андрей. — Из Тарика нас послали… Открывайте скорее, ради бога, мы же тут как на ладони, мать вашу…
Его всего колотило, Ташкорову тоже было явно не весело, кочевники ведь могли и переменить свое первоначальное решение… Мог, например, проснуться кто-нибудь поумнее и поглавнее их недавнего собеседника.
В правой створке металлических ворот приоткрылась маленькая калитка, и ребята юркнули туда со всей скоростью, на которую были способны.
— Обнорский? Ташкоров? — Перед переводчиками стоял Кука, недоуменно переводя взгляд с одного на другого. — Вы как здесь оказались?
В том, что на территории миссии оказался Кука (его шеф скорее всего находился где-то поблизости), ничего удивительного не было. Грицалюк с Кукаринцевым навещали посольство по нескольку раз на неделе — по каким-то своим делам. Скорее всего, начавшийся переворот застал их здесь, и выбраться они не успели. Или не захотели.
Андрей сразу вспомнил фотографию, которую Сандибад показывал ему в «Самеде». Все-таки какова была роль Кукаринцева во всей той истории с оружием, которое, возможно, было теперь в руках именно тех бедуинов, что расположились вокруг посольства? Но времени думать об этом не было. Обнорский коротко сформулировал причины и цель их с Назрулло «раннего визита», попутно разглядывая обстановку внутри посольства. В саду прямо на земле сидели и лежали какие-то люди, в основном женщины и дети, их было несколько десятков, и они, казалось, жались друг к другу как от холода… Сразу за воротами стояли два БТРа, а у входа в здание миссии сидели несколько йеменцев с автоматами на коленях…
Кука выслушал переводчиков молча, велел ждать и, грациозно развернувшись, побежал в здание. Андрей с Назрулло опустились на землю и закурили. Через несколько минут к ним выбежал полковник Грицалюк, которому пришлось пересказывать все, что Обнорский уже говорил Куке. Грицалюк время от времени нервно почесывал лысину и щурил покрасневшие (видимо, от недосыпа) глаза. Грушник долго о чем-то думал и наконец сказал:
— У нас тут все пока терпимо. Пока. Вся миссия забита местными, в основном гражданскими: геологами, с контракта «Ирригатор» люди есть… Хуже другое — здесь Абд эль-Фаттах Исмаил укрылся. Эти, — Грицалюк кивнул в сторону ворот, — его караулят… Пока никаких ультиматумов не было, но они еще будут. Это точно.
— А что Москва? Что флот? — перебил полковника Обнорский: он был настолько вымотан, что ему уже было не до субординации.
