Обнорский нарисовал в центре листа большую букву «И» и закурил, глядя на нее. Неожиданно ему вспомнились слова большевистского лидера Кирова. Много лет назад в турпоездке в заполярном Кировске Андрея от скуки занесло в домик-музей Сергея Мироновича, где он, слоняясь по комнатам, наткнулся на плакат с цитатой: «Гора только издалека кажется неприступной, а подойди к ней, начни взбираться — сам не заметишь, как окажешься на вершине». А большевики, надо отдать им должное, цели достигать умели.
Цель. Нужно определить цель…
Обнорский обвел букву «И» квадратной рамкой и начал внутренний разговор с самим собой:
«Итак… Вариант добровольного самоубийства мы отбрасываем. Значит, Илью вынудили уйти из жизни. Кому и зачем это могло понадобиться? Ливийцы… Нет, в это как-то не очень верится… Если Илья, предположим, выполнял какую-то деликатную работу, не понравившуюся местному Истихбарату, не стали бы они гасить его так — слишком сложно, слишком мудрено. Если уж они действительно решили бы Илью убрать (хотя зачем — выгоднее же задержать, подловив на чем-нибудь, а потом торговаться с советской стороной), то скорее всего был бы вариант „несчастный случай“ или — нападение на улице каких-нибудь уголовников… Тем более что Новоселов умер в выделенной ему квартире в советском городке в Гурджи — там же все на виду, все друг друга знают… Чужих ливийцев обязательно заметили бы… А если они наехали на него где-то в другом месте? Шантажировали? Ну да, а потом отпустили домой, чтобы он там газом подышал, — нет, это ерунда, Илья обязательно пошел бы к особисту. Да и вообще — не стал бы Истихбарат такой дурью маяться… Всякое, конечно, бывает, но это направление маловероятно. Маловероятно…»
Андрей встал из-за стола и начал ходить по комнате из угла в угол.
«Продолжим. Предположим, его убрали наши… Зачем? Допустим, Илья сунул нос куда-нибудь не туда, Системе это не понравилось и… Могли наши комитетчики или грушники сварганить инсценировку самоубийства? Теоретически, конечно, могли, эти ребята еще и не такое могут… Но опять же — зачем? Зачем Системе городить такой огород, если Новоселова легко можно было бы просто отозвать из Ливии в Москву под каким-нибудь предлогом, там все, что нужно, из него выпотрошить и уж только потом… Это если Илья где-то перебежал дорогу конторе, то есть организации… А если он влез в частные дела каких-нибудь частных лиц? Вот тут уже теплее… Частная инициатива — это совсем другое дело, за частной инициативой не стоит Система, а только в лучшем случае несколько человек… Частная инициатива…»
Обнорский снова сел за стол и обхватил голову руками.
«Здесь у меня появляется хоть какой-то шанс. Систему в одиночку не переиграешь, это только в фильмах бывает, а вот частника… С частником можно попробовать потягаться… А вдруг это все-таки Система?…»
Андрей закурил новую сигарету и откинулся на спинку стула. Никакого опыта оперативно-следственной работы по раскрытию убийства (а вынуждение к самоубийству — это то же самое убийство) у него не было. Правда, в отпуске он все же не только пил водку, но и осторожно попытался проконсультироваться по методике раскрытия преступлений у Сереги Челищева (он все же следователем горпрокуратуры работал, как раз, кстати, убийства расследовал) и Женьки Кондрашова — опера угрозыска. Ребята думали, что Обнорским движет обычное любопытство дилетанта, и отвечали на его вопросы в основном шуточками, но тем не менее что-то все же рассказали.
Как там у них по науке-то? «Сначала нужно танцевать от места совершения преступления» — так, кажется, Серега говорил? Значит, нужно внимательно осмотреть квартиру Ильи? Это нам не подходит. Осматривать нужно было сразу после его смерти, а сейчас там уже другая семья живет, квартир в Гурджи не хватает… Стало быть, место осматривать мы не будем — и смысла особого нет, реальной возможности. Нет, можно, конечно, познакомиться с семьей, которая там теперь, напроситься в гости… Но — смысл? Только время тратить и ненужные подозрения у разных людей вызывать… Так… Поехали дальше. «Отработка ближайшего окружения»… Мне нужно шаг за шагом изучить весь образ жизни Илюхи в Триполи, узнать, как к нему относились, были ли у него какие-то конфликты, установить его знакомства… Необходимо узнать, замечал ли кто-нибудь в его поведении какие-то отклонения от нормы, а если такие случаи были — чем они вызывались… Хорошо. Но начинать нужно все-таки с его контактов…
Обнорский нарисовал вокруг буквы «И» несколько квадратиков и провел к ним стрелки.
«Контакты… Какие проблемы у меня могут быть при выявлении круга его знакомств? Самые очевидные: во-первых, если начать спрашивать всех подряд, у меня могут резонно поинтересоваться — твое-то какое дело, милый? Может возникнуть такой вопрос? Элементарно… Во-вторых, народ здесь зашуганный, хабиры запросто меня за шпиона примут и особисту стуканут — со всеми, как говорится, вытекающими… Надо это мне? Нет, мне это как раз не надо. Значит, интересоваться нужно осторожно, как бы случайно, невзначай…»
Андрей глубоко вздохнул — хорошо киношным сыщикам: пришел к людям в пиджаке, с галстуком и красной книжкой, скроил морду позначительнее — и все тебе немедленно рассказывают… А здесь — попробуй-ка… Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что…
Обнорский вдруг почувствовал, как на него наваливается усталость, видимо, этим и воспользовалась подленькая мысль, скользнувшая в мозг: «А может, и не стоит во всем этом копаться? Илью уже не вернешь, стена лбом не прошибается…»
Андрей вскочил и сердито замотал головой — мыслишка сразу же исчезла, словно испугалась его реакции. Обнорский помахал руками, поприседал, несколько раз нанес удары ногами невидимому противнику и почувствовал, что кровь быстрее побежала по жилам. Он сходил на кухню, включил электрочайник и бросил в найденную в буфете чашку две ложки растворимого кофе, привезенного из Союза.
Горячий кофе (хоть и дерьмовый) взбодрил его. Андрей вспомнил, какой кофе они с Ильей пили в Йемене — настоящий, крепкий, после маленькой чашечки, выпитой в пять вечера, трудно было уснуть и за полночь…
Он вернулся к столу и снова склонился над листом бумаги.
«Допустим, Илюхины связи я потихонечку установлю. Что дальше? Как пишут в детективах, нужен мотив убийства. В нашем случае — мотив доведения до самоубийства, что сути дела не меняет. Все равно все упирается в мотив. Мотив… В нем ключик к разгадке, только где его искать? Кому мог помешать Илья? Из-за чего вообще убивают?»
Андрей нарисовал в свободном нижнем углу листа цифру «1» и прикрыл глаза.
«Во-первых — из ревности. Ребята говорили, что этот мотив до сих пор один из самых популярных. Мог Илья здесь с кем-нибудь схлестнуться из-за какой-нибудь женщины? Маловероятно, но мог. Сколько он здесь успел пробыть? Почти четыре месяца. Вполне достаточный срок, чтобы сперма в башку ударила — тем более что именно в первые месяцы тяжелее всего без бабы. Потом как-то привыкаешь, а сначала — просто беда. Ну, предположим, не удержался и трахнул здесь кого-то, чью-нибудь жену. Об этом узнал муж и… И что? Уговорил уйти из жизни, чтобы не разрушалась ячейка советского общества? Бред какой-то. Не складывается. Хотя…»
