— А ты что, не знаешь? — удивился Бережной. — Ну ты даешь, а еще сосед. С таким человеком живешь… Он же за дочку генерал-полковника Шишкарева, замкомандующего сухопутными войсками, замуж вышел.
— Женился, — автоматически поправил Обнорский, но подполковник захохотал и с поправкой не согласился:
— Э-э нет, сынок, на генеральских дочках не женятся, за них замуж выходят. Если только у тебя самого, конечно, папаша не маршал. Вот так, потому и Зятек твой соседушка. Ты его не обижай. У него и так, наверное, жизнь не сахар…
И Бережной снова захохотал.
Теперь Андрею стало понятно, почему Выродин жил в Триполи без жены — разве же поедет дочка генерал-полковника в какую-то там занюханную Ливию? Никуда она из Москвы не поедет, кроме Парижа или там Лондона. А Кирилла в Москве было не оставить: в 1987 году вышел приказ министра обороны — не оставлять в столице выпускников московских военных училищ и институтов хотя бы на первые два года офицерской службы. С того времени все генеральские и маршальские сынки и зятьки, молодые лейтенанты, после выпусков обязательно направлялись куда-нибудь в «войска», где должны были получить должное представление о тяготах и невзгодах офицерской службы. «Войска» эти, однако, дислоцировались преимущественно либо в городах типа Ленинграда и Киева, либо за кордоном, в тех странах, где хорошо платят и не стреляют. Ливия, правда, была не самым престижным вариантом — видать, не очень-то любил генерал Шишкарев своего Зятька…
Два следующих дня Обнорский наводил справки о семье Рябовых. Больше всего информации он получил, как ни странно, от Сиротина — им опять выпало проводить вместе несколько занятий подряд в пехотной школе. Оказалось, что Сиротин жил в Гурджи в одном подъезде с подполковником Рябовым: квартира Рябовых была на втором этаже, а Сиротиных — на третьем.
— А с чего ты, Андрей, Рябовым заинтересовался? — удивился Михаил Владимирович, когда Обнорский во время перекура между лекциями начал осторожно расспрашивать Сиротина.
— Так, — постарался придать своему лицу безразличное выражение Андреи. — Он в Ленинграде на артиллерийские курсы попал преподавателем, а там — бюро переводов, потому что есть спецфакультет, где иностранцы учатся. Парень знакомый — переводчик с этих курсов — мне написал, интересовался, что за человек… Я обещал поспрашивать.
Сиротин ответом удовлетворился и охарактеризовал Вячеслава Михайловича Рябова коротко:
— Говна кусок. Жмот первостатейный — из-за каждого динара удавиться был готов. И жена его Верка не лучше. В первый год она сюда дочку привезла, а в отпуск съездила — оставили ребенка в Союзе у тетки Веркиной, посчитали, что дите ест много… Они на всем экономили, все доллары накапливали, Слава — тот даже вечером по городку в бэушной форме ходил, как чмошник последний. Из-за таких вот… «офицеров» к нам ко всем отношение как к жлобам законченным… Рябов в Гурджи целый бизнес развернул: понавез из Союза фонариков, фотоаппаратов, кипятильников и все это ливийцам загонял. В Союзе-то все это барахло дешево стоит, а здесь, говорят, один кипятильник можно динаров за пять продать. А пять динаров — это, считай, пятнадцать долларов… Но я со Славой близко не общался. Да они с Веркой ни с кем не общались и в гости ни к кому не ходили, боялись, что придется кого-нибудь потом в ответ приглашать…
Другие источники, в которых Обнорский попытался почерпнуть информацию о чете Рябовых, лишь подтвердили слова Сиротина: Вячеслав Михайлович и его супруга были людьми крайне прижимистыми и малообщительными. О конфликте Ильи с этой парочкой никто ничего не знал, видимо, Бережной оказался единственным свидетелем странной сцены у волейбольной площадки в Гурджи.
Во второй половине ноября в Триполи снова прилетел экипаж, в состав которого входила Лена. На этот раз их пересменка длилась всего два дня, а потом они должны были лететь куда-то в глубь Африки — то ли в Анголу, то ли в Мозамбик — и оттуда уже возвращаться в Москву, но не через Триполи, а через Мальту.
У Лены и Андрея было всего два вечера, и они их провели не вылезая из постели в гостевом домике.
Что их описывать, эти вечера? Если бы кровать, предназначенная для высокого аэрофлотского начальства из Москвы, могла бы говорить, она бы, наверное, просто кричала, потому что соскучившиеся друг по другу Обнорский и Ратникова вытворяли на ней такое — куда там всякой итальянской порнухе, не те эмоции…
Перед тем как попрощаться с Леной на очередные несколько недель, Андрей достал из нагрудного кармана незапечатанный конверт с письмом и, запинаясь от чувства неловкости из-за того, что он все-таки втягивает женщину в свои не самые безобидные дела, сказал:
— Лена, помнишь, ты мне сказала, что можешь помочь, если мне понадобится? Насчет друга моего, Ильи Новоселова?
— Да, — ответила Лена, пытаясь привести в порядок перед уходом многострадальную кровать, — конечно, помню. А что, тебе удалось что-то выяснить?
— Не знаю, — пожал плечами Обнорский. — Есть один странный факт… Был у Ильи какой-то непонятный разговор с одним хабиром и его женушкой. Проблема в том, что эта парочка буквально через неделю после смерти Илюхи вернулась в Союз — срок командировки закончился… Этот хабир сейчас в Ленинграде служит… У меня в Питере есть друг, он опер спецслужбы уголовного розыска, мы учились с ним вместе. Я ему написал письмо, объяснил что мог — надеюсь, что Женька что-нибудь придумает. Потому что мне этих Рябовых отсюда иначе не достать…
Андрей протянул Лене конверт и добавил:
— Ты прости, что я тебя об этом прошу, просто другой возможности нет. Письмо надо передать из рук в руки… Если обычным путем посылать — дойдет месяца через полтора, если вообще дойдет… Ты же знаешь, наши письма проверяют, не все подряд, правда, выборочно, но все равно… Если это письмо попадет в чужие руки — сама понимаешь… Ко мне будет много вопросов от разных навязчивых мужчин…
— Не волнуйся, — улыбнулась стюардесса понятливо, одергивая на себе юбку. — Все будет исполнено на высшем уровне, шеф. Всегда мечтала быть связной. А этот твой Женя-опер, он как, симпатичный?
— Лена! — с чувством сказал Обнорский.
— Что? — сделала невинные глаза Ратникова.
— Он… симпатичный. Но если я узнаю, что ты перед ним крутила хвостом…
— Ох, как страшно! То что будет? — тихонько засмеялась Лена, маняще смотря на него своими глазищами.
— Что будет?… — Андрей на секунду задумался, а потом сказал зловещим шепотом: — Я тебя тогда цинично изнасилую в особо извращенной форме!
— Правда?! — обрадовалась стюардесса. — Не обманешь?! А может, не будем ждать, пока я начну где-то , крутить отсутствующим у меня хвостом?
Она, улыбаясь, провела кончиком языка по верхней губе и сумасшедше медленным движением расстегнула лишь недавно застегнутую юбку. Обнорский заурчал, подскочил к ней… Бедная кровать лишь всхлипнула в изнеможении, когда они упали прямо на роскошное атласное покрывало…
Старший оперуполномоченный специальной службы уголовного розыска ГУВД Ленинграда Евгений Кондрашов служил в милиции уже пятый год. Для многих было неожиданным его решение пойти в угрозыск после окончания престижного восточного факультета ЛГУ.
