– В дежурке. У нас там даже горячая вода есть.
– Богато живете, – подал со скамейки голос Нестеров. – Паш, ребята дело говорят. Сходи с ними, умойся. Заодно в контору от них позвонишь. У вас связь с Питером есть?
– Через прямой с РОВД можно выйти.
– Вот и славно. Иди, Пашка, позвони нашим – не ночевать же здесь в самом деле?
– Так вместе и пошли, чего тут сидеть? Вон как похолодало, градусов пять, не больше.
– Не, я тебя здесь подожду. На воздухе, оно как-то и дышится легче. Бодрит.
– Ну, хорошо, я быстро. Показывайте, где тут ваш околоток…
Когда минут через пятнадцать, приведя себя в относительный порядок и со скрипом выбив на центре дежурную машину, Козырев вернулся на платформу, бригадир поджидал его на скамеечке в той же самой позе. Казалось, Александр Сергеевич уснул и, судя по застывшей на его лице улыбке, снился ему очень добрый, красивый, а может быть, и сказочный сон. В первую секунду Паша даже пожалел о том, что Нестерова сейчас придется разбудить, бесцеремонно вторгшись и разрушив то блаженно-беззаботное состояние, в которое все мы так любим погружаться и из которого мы всякий раз так неохотно возвращаемся, пробуждаясь.
И вдруг в Пашином мозгу яркими огненными буквами отчетливо всплыла фраза, которую когда-то произнесла Михалева, а он почему-то запомнил, убрав ее в тот особый уголок памяти, в котором мы храним все самое важное и самое нужное нам в жизни. А фраза была такая:
«ЛИЦА ТЕХ, КТО УМИРАЕТ, КАЖУТСЯ СЧАСТЛИВЫМИ!»…
Осознание произошедшего, рванув из глубины души, кинулось вверх, плотиной смело на своем пути хрупкую преграду в виде застрявшего в горле комочка и, вытолкнув его наружу, выскочило следом, сотрясая пустой холодный воздух долетевшим до самых звезд отчаянным криком:
– КТО-НИБУДЬ!!! ВРАЧА!!! СКОРУЮ!!! ЧЕЛОВЕКУ ПЛОХО!!!! КТО-НИБУДЬ!!! ВЫ СЛЫШИТЕ?!! ПОМОГИТЕ!!! ЧЕЛОВЕКУ ПОМОГИТЕ!!!
Отраженный от звезд крик вернулся к земле и отпустился на нее с тихим шепотом:
– Ну, пожалуйста… Кто-нибудь… Человеку плохо… Пожалуйста…
Говорят, что для ночной Малой Вишеры двадцать пять минут для приезда «Скорой помощи» – это рекорд, который еще долго не сможет быть повторен. Правда, тут расстарались, пособили «железнодорожные» менты – связались с местной больницей по прямому через РОВД, за что им отдельное большое человеческое спасибо.
Словом, все, что можно было сделать, – было сделано.
Это только потом выяснится, что подполковник милиции, старший оперуполномоченный по особо важным делам Александр Сергеевич Нестеров к моменту приезда бригады «Скорой» был уже тридцать минут как мертв.
Эпилог
1
На похороны бригадира пришло больше сотни человек, что явилось полной неожиданностью как для верховного руководства управления, так и для Ирины Нестеровой, которая, пожалуй, впервые осознала, каким человеком был ее муж и отец ее дочери. Это осознание еще острее подчеркивало горечь невосполнимой пустоты, а посему вся официальная часть скорбной церемонии прощания прошла для нее словно в полусне. Поначалу Ирина держалась необыкновенно спокойно – без бабьих причитаний, без истеричного заламывания рук и истерик… Да какое там – вообще без слез! Многие украдкой поглядывали на нее, удивляясь: какой же силой духа надо обладать, чтобы так держать себя в руках? А несколько подруг, будучи в общих чертах в курсе супружеских конфликтов последних месяцев, многозначительно переглядывались и укоризненно покачивали головами: мол, а я что тебе говорила? – Может, оно и к лучшему, что это он ушел от нее первым…
И лишь когда равнодушные к чужому горю землекопы принялись сноровисто забрасывать могилу землей, побледневшая Ирина, словно внезапно очнувшись, вздрогнула и, не сумев устоять на подкашивающихся ногах, рухнула навзничь…
Через несколько дней после похорон Полину неожиданно вызвали в отдел собственной безопасности ОПУ.
Любой «грузчик» скажет, что подобного рода приглашения ничего хорошего не сулят. И если, согласно народной мудрости, от начальства следует держаться подальше, то «особистов» однозначно следует обходить стороной, и не менее, чем за версту. А все дело в том, что главный смысл деятельности этих «юношей бледных, со взором горящим» сводится к тому, чтобы выискивать проблемы (а если таковых нет – то неустанно создавать их) своим же коллегам. С учетом того, что оценка труда сотрудников ОСБ измеряется в количестве нарытых человеко/проблем за отчетный период времени, землю роют они тщательно, на всю глубину штыка. Согласитесь, есть в таком поведении что-то энтомологическое. В том смысле, что паразит – он ведь тоже живет за счет другого существа, не принося ему при этом никакой пользы (а чаще всего даже наоборот).
Самое печальное, что в повседневной внеслужебной жизни «особисты», как правило, производят впечатление абсолютно вменяемых, нормальных людей, а отдельные из них так и вовсе пытаются вести себя, как «свои в доску». Но не стоит особо обольщаться на сей счет – при первой же возможности эти «рубахи-парни» легко и непринужденно, в перерыве между очередным тостом и свежим анекдотом, воткнут вам нож в спину, да еще и провернут рукоятку для полной уверенности в том, что нож из вашего межкрылья никуда не денется. При этом можете не сомневаться – на следующий день, случайно столкнувшись в недрах конторы, они непременно справятся о вашем здоровье и сочувственно похлопают по плечу.
Но это так… Просто маленькие наблюдения из частной жизни. А если брать в, так сказать, планетарном масштабе, то сотрудники служб собственной безопасности занимаются очень серьезной работой государственной важности: в непроходимых милицейских джунглях, где сам черт ногу сломит, они выполняют роль «санитаров леса», неустанно выявляя и обезвреживая оборотней в погонах.
Миновав несколько дверей с кодовыми замками, оберегающих самые главные и самые страшные секреты «империи ОПУ», Полина остановилась перед безымянным кабинетом и, деликатно постучавшись, вошла. Замначальника ОСБ майор Мышлаевский, не отрывая глаз от бумаг, сухо поздоровался и кивком указал на стоящий напротив стул. В отличие от своего литературного тезки, «особист» был не столь обаятелен и, что называется, манерами не блистал.
[34]
«Хорошо еще, настольную лампу в лицо не повернул – с него станется», – подумала Ольховская и, демонстрируя покорность, присела.
Мышлаевский еще какое-то время поизучал бумаги, затем сгреб их со стола, убрал в сейф, вернулся на место и только теперь тяжелым взглядом вперился в Полину. Глянул так, словно бы видел впервые.
– Догадываетесь, о чем будет разговор?
– Видимо, о моей расшифровке перед сотрудниками гласных служб, – довольно уверенно ответила Ольховская. Сколько она накануне ни ломала голову, но иных грехов перед Отчизной припомнить не смогла.
