Как раз в этот самый момент Паша с Полиной вышли из здания вокзала и неторопливо добрели до припаркованной в нарушение всех правил машины. Бойкий местный парковщик, почуяв верную добычу, радостно ломанулся к ним, однако внезапно дорогу ему перегородил невесть откуда нарисовавшийся охранник Сева. Оценив его внешний вид и габариты, «торговец воздухом» моментально сообразил, что с этой парочки ему ничего не обломится, и печально поплелся назад в свою рыжую будку.
– Паш, залезай, я тебя до дому подкину.
– Спасибо, пожалуй, не стоит. Накатался сегодня за целый день – не задница, а одна сплошная седалищная мозоль. Так что лучше пешочком пройдусь. Свежим воздухом подышу, пивка выпью.
– Как знаешь. Давай тогда хоть покурим на дорожку, что ли?
– Оп-паньки! Ты же раньше табачный дым на дух не переносила.
– Так раньше я и водку почти не пила. А теперь вот…
– На, держи… И что теперь? Неужели периодически уходишь в запой? – попытался пошутить Козырев.
– Пока нет. Этот этап в моей биографии, похоже, еще впереди, – отчего-то на полном серьезе ответила Полина. – А вообще, слышал, наверное, что, если зайца долго бить, можно научить курить.
– И кто ж это тебя бьет-то? Надеюсь, не Ладонин?
– Жизнь меня бьет, Паша. Банальная, можно даже сказать, дебильная фраза, но – увы. Точнее не скажешь.
– Да брось ты, Полин! Уж кому-кому, а тебе на что жаловаться?… Выпустят скоро твоего благоверного, и все у вас покатится по-прежнему. Смотаетесь вдвоем в какой-нибудь Сингапур или Гондурас, снимете стресс, вернетесь загорелые, помолодевшие. И вперед – к новым вершинам. И то сказать: пора вам за серьезные темы браться. А то как-то неудобно получается: открываю свежий рейтинг Forbes, мучительно листаю – Ладонина снова нет… Ладно-ладно, не смотри на меня так… Шучу я… Юмор у меня такой. Знаю, что дурацкий, и все равно ничего не могу с собой поделать… И вообще, знаешь, Полин, по мне, так пусть лучше уж жизнь бьет, нежели просто игнорирует или ноги о тебя вытирает. Помнишь, как нас Нестеров учил: лучше жить экстримом, чем экстерном.
– А ты здорово изменился, Паша, – чуть дрогнувшим голосом произнесла Ольховская, внимательно вглядываясь, – Я за всеми нашими заморочками как-то сразу и не сообразила, а теперь вот вижу. Окреп, возмужал, сделался рассудителен. Что, кстати сказать, далеко не всем, но конкретно тебе – идет. Опять же держишься спокойно, уверенно. Прямо зависть берет.
– Полинка, перестань меня рентгенить своими глазищами! Ни фига я не изменился. Да и с чего бы вдруг? Все такой же мрачный и угрюмый сволочуга. Не веришь – спроси у Лямки.
«Не верю, – подумалось в эту секунду Ольховской. – Вот только интересоваться этим, похоже, теперь следует вовсе не у Лямки, а у рыжеволосой девочки Кати из загадочного Управления „Р“».
– Слушай, Паш, – решилась наконец Полина. – А поехали ко мне? Вот прямо сейчас. Мы ведь с тобой уже сотню с хвостиком лет просто так не сидели на кухне. Не пили, не курили, не трепались за жизнь и прочие подобные благоглупости.
– Так ведь меня дома Иван ждет. С ужином, все дела, – опешил Козырев, будучи совершенно неподготовленным к такого рода предложению.
– И что такого? Сам поест, не маленький. В конце концов, если станет скучно, пусть соседку твою пригласит. Сам же рассказывал, как они вчера с ней зажигали. А ты все равно хотел пива попить. Так какая тебе, собственно, разница, где именно? – торопливо сыпала аргументами Ольховская.
– Поздно уже, Полин. Давай как-нибудь в следующий раз.
– Да ничего не поздно! Детское время!.. Паш, буквально на пару часов, до мостов. А потом я организую тебе служебную развозку с доставкой до самого подъезда. Ну как, поедем?… Ах да, клятвенно обещаю, что приставать к тебе с непристойными предложениями не буду, – озвучивая последний довод, Ольховская, тем не менее, была не вполне уверена, что действительно сдержит обещание.
– А как же твоя охрана? Она что, так и попрется за нами?
– Да и шут-то с ней, пусть прется.
– А у тебя не будет потом неприятностей, если Игорь узнает, что я гостил у тебя в столь поздний час?
– Паш, согласись, что это уже не твои, а исключительно мои проблемы. Да и не станет Сева ничего докладывать. В этом плане на него всегда можно положиться.
Уточняющие козыревские вопросы организационного характера недвусмысленно указывали, что он все-таки склоняется к тому, чтобы принять предложение Ольховской. Но тут в соответствии с законом жанра «мыльной оперы» у Паши засигналил мобильник, и худшие опасения Полины немедленно подтвердились.
– Да, Катюш… Ага, привет еще раз. Освободилась?… Что, все еще?… Ну, знаешь, в таком разе твой шеф никакой не капитан Смолетт, а самый натуральный Себастьян Негоро. Нельзя же так издеваться над людьми!.. Нет, вот только-только посадили на поезд… Ну да, а куда же еще? Там Лямка в гордом одиночестве, я ему наряд на кухню закатал… Хорошо… Не можно, а нужно… Я говорю: будешь заканчивать, обязательно позвони… Перестань, всё удобно… Давай, жду звонка…
Паша убрал трубку и виновато посмотрел на Ольховскую.
– Полин, извини ради бога, но тут такая фигня нарисовалась… Короче, под самый вечер Смолов загрузил Катьку срочной работой, и она, прикинь, до сих пор у себя в «конторе» парится. В общем, надо будет ее встретить, проводить. Сама знаешь, сколько ныне разной гопоты по ночам расхаживает и приключений на жопу ищет.
– Понимаю, – печально кивнула та.
– Давай как-нибудь в следующий раз посидим-покурим-потанцуем, а? Но это уже точно. Безо всяких форсов и мажоров. Лады?
– Лады, – машинально подтвердила Полина. – Да, а как же Лямка с ужином?
– «Сам поест, не маленький», – процитировал ее недавний пост Козырев, не сдержав довольной улыбки.
И вот эта самая его улыбка и довершила дело. Ольховская, не прощаясь, села в машину, втопила по газам и, чудом избежав столкновения с законопослушным троллейбусом, вырулила на площадь. При этом никак не ожидавшего от нее эдакой прыти, а потому наблюдавшего сей маневр сугубо со стороны охранника Севу едва не прихватил инфаркт.
Ну да всё обошлось. Буквально через три минуты Полина припарковалась у первого попавшегося на глаза кабачка. Через семь – опростала первую рюмку. Через двадцать – попросила боя сменить опустевший графинчик. А еще через «час десять» все тот же Сева, бережно загрузив окончательно впавшее в пьяный астрал тело хозяйки в «Тахо», аккуратно повез его в родные пенаты. Сева не был ни тонким психологом, ни глубоким въедливым аналитиком, притом что природа с лихвой наградила его целым ворохом иных, не менее полезных качеств. Но даже и ему сейчас не составило особого труда сообразить, что причиной редкого, но меткого срыва Полины Валерьевны с катушек стал тот самый парень из ментовки, с которым хозяйка сначала мотанулась в больницу к Санычу, а от него, за каким-то неведомым фигом, на вокзал.
А вот далее «соображалка» Севы решительно стопорилась. Поскольку в сравнении с хозяином, сиречь с Ладониным, парень по всем статьям максимум тянул на белую лабораторную мышь, Сева попытался было найти разумное объяснение увиденному, но ничего, кроме «все бабы дуры», на ум не шло. С тем и смирился.
