Отныне посылки со «стеклом» уходили из ЮАР и соседних африканских стран с обычной… почтой. Воспользовавшись тем, что между эфедрином и обыкновенной морской солью имеется поразительное внешнее сходство, Стас и вошедший в дело на правах концессионера экс-таможенник стали отправлять прекурсоры легальными бандеролями под видом косметической соли для ванн. Здесь весьма кстати пришлись профессиональные знания нового партнера, который, будучи в курсе, что на таможне посылки изучаются специальной техникой, изобрел оригинальный способ их «правильной» упаковки. Деньги за поставляемый товар получатели посылок переводили через одну из международных платежных систем мелкими траншами по 1–2 тысячи долларов, падавшими на банковский счет, открытый в Берне.
Поставив дело на поток и убедившись, что «корабль плывет», Станислав снова приехал в Питер. От имени своей знакомой Линчевский сделал официальное приглашение, чтобы тот мог легально находиться на территории РФ минимум пару месяцев. Это было важно еще и потому, что, в отличие от туристов-краткосрочников, «обстоятельно приезжающих» в Россию ФСБ, как правило, контролирует меньше. Здесь, сообща разложив по составляющим прокол с «банановозами» и досконально проанализировав каждый шаг по цепочке, Эдик и Стас пришли к выводу, что единственным разумным объяснением «непрухи» стала утечка информации – скорее всего, слушали чьи-то телефоны. Так возникла идея обратиться к услугам консультанта-профессионала, дабы пройти хотя бы ускоренный «Краткий курс молодого борца с информационными технологиями». Как ни крути, но без дополнительного образования в наши дни – никуда! Через связи Линчевского не без труда, но все же удалось выйти на Специалиста – так состоялась судьбоносная во всех отношения встреча в мексиканском ресторане на Петроградке. После которой концессионеры принялись активно использовать Интернет-чаты для общения со связями Стуруа в ЮАР. «Трансляции» велись из специально снятой под эти цели комнаты. Именно в этот адрес на имя хозяина-алкаша приходили извещения с главпочтамта, которые тот, за отдельную плату, регулярно ходил получать.
Казалось, жизнь постепенно налаживается. Почтовые службы справлялись со своими обязанностями блестяще: деньги от получателей ручейком стекались на швейцарский счет. Дабы не скучать и не терять квалификации, Эдик привлек Стуруа к своей излюбленной теме – разводке лохов. Способов подобных разводок Линчевский знал бесконечное множество, и очень быстро Стас сумел наконец постичь сакральный смысл любимой прибаутки напарника: «Лох не мамонт – не переведется».
Однако вскоре случилось то, что предвидеть, в принципе, можно, но лишь теоретически. «Непруха номер два» нарисовалась после того, как алкаш (чудовище лохнесское!) затопил нижнюю квартиру: стал набирать в ванну воду, но вдруг вспомнил о назначенной корешами в ближайшем шалмане встрече и мгновенно подорвался на саммит. Лилось качественно – к моменту приезда МЧС на полу у разгневанных соседей образовался искусственный водоем с ржавой горячей водой, доходящей до щиколоток. Дверь вскрыли – благо держалась на соплях. А о существовании Страсбургского суда хозяин все равно слыхом не слыхивал. И вот здесь-то, из полузатопленной старой стиральной машины, случайно всплыли на поверхность упаковки таблеток. На всякий случай вызвали районный НОН. Те, по наводке соседей, тут же дернули хозяина прямиком с фуршета. Слава зулусским богам – имен Эдика и Стаса оперативники от алкаша не узнали. Потому как тот и сам был не в курсе.
О том, чтобы выставить засаду, не было и речи: постояльцы появлялись на квартире от случая к случаю, а торчать здесь ночи напролет, ожидаючи, совершенно не климатило. Да и где возьмешь столько свободного народа? Поэтому хозяину строго-настрого наказали отзвониться по задиктованному номеру, как только арендаторы объявятся снова.
«Иначе, – пригрозили опера, – сам пойдешь паровозом. А здесь стопудово тянет на 228-ю, часть третью». Впрочем, насчет «стопудово» – это они, мягко говоря, погорячились. Максимум – на 234-ю.
Уже на следующий день хозяин благополучно посеял бумажку с экстренным телефоном. А когда Эдик и Стас заявились к нему снова, без зазрения совести сдал им весь расклад. Ну не любит у нас среднестатистический обыватель ментов – что тут поделаешь! Тем более что от них – исключительно и сплошь неприятности. А вот постояльцы, напротив, не поскупились и щедро вознаградили хозяина «за инсайд» стодолларовой купюрой. Которая в тот же вечер была благополучно обменена на ящик портвейна плюс три «сникерса» на сдачу. А вот Эдику и Стасу пришлось в очередной раз временно замораживать тему – кто знает, какую ниточку могли потянуть оперативники, возьмись изучать географию и частоту прихода в адрес почтовых извещений.
А тут совсем некстати подкралось время оплаты по прошлым счетам. И когда они окончательно вышли в ноль по взаимозачетам с Дорофеевым, выяснилось, что заветный миллион если и сделался ближе, то лишь на каких-то пару-тройку шажочков. По сути, все нужно было начинать заново. Но тут свалилась новая напасть, она же «непруха номер три»: в приснопамятном квартале Sebokeng черные застрелили их компаньона экс-таможенника. За каким чертом тот поперся туда ночью, так и осталось загадкой. Такое вот чистой воды дерьмо…
– Ну да нет худа без добра, – пространно отреагировал на это известие Линчевский.
– Поясни, – попросил Стас.
– Если верить Сильверу – мертвые не кусаются. Значит, и не питаются. Потому что кусать нечем. Следовательно, максать причитающуюся долю некому.
– Слушай, доцент, у тебя папа-мама есть? – нехорошо прищурился Стуруа. В Питере он неожиданно открыл для себя целый культурный пласт старых советских комедий. От которых пришел в неописуемый восторг. А «Джентльменов удачи» отныне он вообще считал лучшим фильмом всех времен и народов.
– Намекаешь на особый цинизм? Так ведь я вроде и не шифровался. А папы-мамы и правда нет.
– Он был нашим напарником.
– По-моему, я где-то слышал эту фразу, – глумливо заметил Эдик. – Если мне не изменяет память, у Мэла Гибсона в «Смертельном оружии».
– Мэл Гибсон – дерьмо. А Лакки был хорошим парнем и нашим напарником.
– Слушай, Родезия, если я сейчас пущу скупую мужскую слезу и, не закусывая, махану стакан за упокой его души, твое нравственное начало будет удовлетворено? Или что там еще в подобной ситуации делают правильные пацаны-буры?
– И да сказано в Писании: не перегибай. Вдруг и правда перегнешь.
– Там действительно так сказано?
– Примерно.
– То есть мне надо начинать бояться?
– До этого, надеюсь, не дойдет. Но вот опасаться – в самый раз.
– Ну, извини, Родезия. Сделай скидку на мое тяжелое детство, деревянные игрушки… Мне ведь в этой жизни бесплатных пирожных никто не подносил, – сыронизировал Эдик.
Стуруа его иронию понял. Позавчера, когда они ходили в универсам за продуктами, Стас случайно обратил внимание на супружескую чету очень скромно, скорее, даже бедно одетых пенсионеров. Они хотели купить два пирожных, но, услышав цену, деликатно извинились и отправились на выход. Тогда Стас купил самый большой торт, догнал их на улице, сказал, что работает менеджером универсама и что именно они (о, чудо!) оказались миллионными покупателями. Вручил растерянным старикам торт, поздравил и, не давая им опомниться, удалился. Ему, по натуре своей воину – жесткому, прямому, с обостренным чувством опасности, в то же время были свойственны такие вот приступы сентиментальности. Стуруа умел сочувствовать, мог плакать. Впрочем, не исключено, что в данной конкретной ситуации все обстояло гораздо прозаичнее – возможно, в глубине своей жесткой души он попросту не мог видеть белых стариков бедными.
