Виновата ли я,
Что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?.. —
грянул хор из восьми глоток.
* * *
– А теперь – раздевайся! – скомандовала Ритка, когда мы всемером окружили Ворошилова в первый день его выхода на работу после кипрского отпуска.
– О, лапушки, – заржал поганец. – Вы никак на порно-рельсы хотите свой журнал перевести? Хотите мне конкуренцию составить? – Однако, куражась, стал расстегивать рубашку. – До трусов раздеваться или ниже?
– Рит, пусть до трусов, – задрожал у меня аппарат в руках. – Что на него любоваться? Стошнит ведь…
– До трусов! – скомандовала Рита. – Тем более что они у него такие противные.
Ворошилов, поддергивая резинку на цветастых трусах, фиглярствуя, прошелся мимо нас. Рыхлое, отвратительное тело, волосатый живот. Жуть! Я нервно нажала на кнопку.
Он явно ни о чем не подозревал.
– Что еще изволите?
– Вечного поклонения. Ты же, ублюдок, – «Дамский поклонник». Вот и поклоняйся нам до скончания века. – И Рита швырнула ему на стол копию купчей.
– Поклонения захотели? А вот вам – поклонение. – Он, не глядя на документы, повернулся к нам спиной, спустил трусы и оголил зад. – Вот вам поклонение!
– Маша! – заверещала Ритка.
– Снято, успокойся.
И мы с хохотом вылетели на улицу.
* * *
Фотографии Ворошилова в жутких трусах и с голым задом были опубликованы на обложке свежего номера «Дамского поклонника». Что делать дальше с этим журналом, мы пока не знали. Мы продолжали издавать свой журнал «Лапушки», тираж которого благодаря моему договору с Шершневым и Лилиной обложке понемногу рос от номера к номеру.
Были белые ночи. Было тепло и солнечно. Мы упивались своим триумфом. Мы были так веселы и безмятежны, что совсем забыли: в дни грозового лета погода переменчива – небо, ясное на заре, в полдень хмурится…
Рассказ Ильи
Илья Вениаминович Рожнятовский
(он же – Илюха, он же – Витаминыч).
«Подпольный гений».
186 см, 27 лет.
Не женат.
Выпусник журфака.
Талантлив, однако это не всем известно.
Поскольку внутренняя неординарность сопряжена с «лица не общим выраженьем», у него не все успешно с женщинами и потому он несколько снисходителен с дамами.
Однако старается этого не показывать. В некотором роде циничен.
Занимался PR, работал в нескольких газетах, везде – успешно. Умеет зарабатывать деньги.
Постоянное место работы – интернет-ресурс. В основном работает дома.
Девиз: «В жизни всегда есть место по фигу».
В дни грозового лета
погода переменчива —
небо, ясное на заре,
в полдень хмурится.
Пределы Юнчжоу
скорее покинуть спешу,
да разве грозу обойдешь стороной? —
Труд напрасный.
Сменив десять полных лун
и месяц, что вновь народился,
боюсь, что в пути от тебя
к тебе же обратно приду.
…Это у меня от папочки. Каждый раз, когда за вагонными окнами урбанистические картинки сменяются живописными пейзажами и натюрмортами естественно-природного происхождения, меня пробивает на сочинение абракадабры в стиле древнекитайских поэтов эпохи Тан. И это отнюдь не проявление сентиментальности, а скорее такая физиологическая реакция на смену обстановки. Задайся я целью скрупулезно записывать все, что лезет мне в голову во время путешествий и командировок, то уже давно бы собрал материал для увесистого поэтического сборника штампованной псевдокитайской поэзии. А вот если бы я когда-нибудь сдуру решился описать историю наших с Никой отношений, то, несомненно, получилась бы более выгодная в коммерческом плане вещь с элементами мыльной оперы. В ней было бы все – и жизнь, и слезы, и любовь. Впрочем, в ней не было бы главного – секса, а значит, в наши дни она едва ли могла рассчитывать на успех. Ну, да и хрен-то с ней! Подождем до лучших времен. Глядишь: или нравы людские изменятся, или у нас с Никой в интимно-альковном смысле что-то и нарисуется. Хотя в обозримом будущем последнее вряд ли возможно. Я ведь сейчас не просто в поезде еду – я от нее сбегаю…
…Чтобы сразу расставить все точки над «i», поясняю: Вероника Стрельцова – это я. Илья Вениаминович Рожнятовский – тоже. Нет, это не совсем то, о чем вы подумали! С ориентацией у меня все в порядке. Мы два совершенно разных человека в плане первичных, вторичных, третичных (и так далее) половых и прочих признаков. И единит нас только одно – мы оба занимаемся журналистикой и пишем статьи. В этом занятии у нас существует четкое разделение труда. Вот я, например, пишу. Причем пишу за себя и за нее. За себя – в десяток различных изданий и сетевых ресурсов, за нее – в единственный и неповторимый (повторить такое действительно невозможно!) женский журнал «Лапушки». В свою очередь, Ника берет на себя обязанность подписываться под тем бредом, который я регулярно поставляю для ее редакции, а также исполнять иные, по большей части представительские, функции. (Между прочим, подобная схема не нова и была изобретена еще Некрасовым, у которого в поэме тоже один «рубил», а другой, соответственно, «отвозил»).
По образованию Вероника самый что ни на есть журналист, что подтверждается дипломом государственного образца. Однако так уж вышло, что именно журналистика является для нее тем самым единственным «слабым звеном» – по крайней мере о всех остальных сферах нашей жизни она осведомлена много больше, а уж в вопросах непростых взаимоотношений сильного и слабого пола выступает настоящим профессионалом. Но поскольку в настоящее время она все ж таки работает журналистом, то волей-неволей ей приходится чего-то там периодически пописывать. В этих-то случаях и появляюсь я и, увы, далеко не всегда в белом. Вы спросите, зачем мне нужен весь этот геморрой? Сложный вопрос. Так вот, с ходу, в двух словах и не объяснишь. Ну, разве что в трех – ЛЮБЛЮ Я ЕЕ.
Самое дурацкое в этой ситуации то, что наш сложившийся «творческий альянс» лично мне не приносит никаких дивидендов. Ни моральных, ни материальных, ни, простите, плотских. Гонораров от «Лапушек» я, естественно, не получаю, удовлетворения от проделанной творческой работы тоже (на мой взгляд, только законченный идиот может публично косить под женщину и испытывать от этого настоящий кайф). Наконец, ни супружеского, ни дружеского ложа Ника со мной, увы, не делит и никогда не делила. За тринадцать лет нашего знакомства мы с ней и целовались-то считанные разы, да и то в большинстве случаев при этом она была пьяна до невменяемости. За исключением этих нескольких случаев наши отношения носят сугубо платонический характер. Не могу сказать, что такое положение вещей меня устраивает, однако любые попытки с моей стороны внести в устоявшийся порядок элемент интимной дисгармонии неуклонно пресекались. Негрубо, я бы даже сказал – изящно, но пресекались. При этом каждый раз мне как-то неуловимо давалось понять, что «ни-и-зя» именно сегодня, а вот завтра (через месяц, год, пятилетку, ну, на крайняк, в другой жизни) обязательно. В общем, такой вот образчик банальнейшего, старого как мир женского динамо. Вы спросите меня, почему же я столько лет терплю над собой подобное издевательство и даже не пытаюсь бунтовать? Ну, бунтовать-то я периодически бунтую, а вернее будет сказать, взбрыкиваю. Что же касается «почему»? На этот вопрос, в отличие от предыдущего, и в трех словах не ответишь. Разве что в четырех – ЛЮБЛЮ Я ЕЕ, СТЕРВУ!!!
