«С поэтической кликухой… Это же он про Гомера!» – сообразил Штукин, уже чуть ли не распластавшийся на стене.
– …И Крылов бы вам…
– Козлам? – вставил Юнгеров.
– …Вам поведал бы, что еще в 1994 году был у меня в лагере Хозяин: Варков Иван Данилович – человек хваткий, умный, строгий. Так вот, потом его, говоря по-вашему, перевели начальником всех лагерей, потом дали генерала. А теперь он – министр юстиции. А я с ним дела еще в тайге обделывал. Да он своему заму не поверит, а мне поверит! Я – свой! От меня костром пахнет.
– Петя! – взмолился Юнгеров. – Я уже наизусть эту тему знаю. Раз пятый слышу. Ну что надо, чтоб ты понял, – признаю. Надо было сразу к тебе. Только Министерство юстиции – не совсем… Министерство внутренних дел…
– Правильно! – обрадовался Крылов. – Я ж тебе обещал, что нормально почву прозондирую и тогда скажу конкретно, с кем Данилыч обтяпывает делишки в нашем министерстве.
– Прозондировал?
– А как же!
– Ну, и с кем?
– С ним!
Штукин, естественно, не мог видеть, как Крылов поднес к глазам Юнгерова федеральную газету, половину первой полосы которой занимала фотография.
– Знакомая личность?
– А что между ними общего? – недоверчиво полюбопытствовал Ермилов.
Крылов крякнул и зашуршал сминаемой газетой:
– Надо не газеты читать и журнал «Деньги» с социологическими тенденциями, а смотреть в корень. А корень у кадровиков в анкетках. Так вот – этот парень работал когда-то в прокуратуре Свердловской области. А с Данилычем они познакомились крепко после бунта в тамошней «крытке»
[14]
. Бунт был нехороший, гнилой, с жертвами. При проверке вскрылось многое… ладно. Не об этом сейчас. Результаты все похерили. И прокурорский, чтоб вы понимали, тогда в накладе не остался. А иначе и быть не могло – чтоб от того говна по-тихому отряхнуться – все в доле должны были быть. Вот. С тех пор они друг другу и верят.
– И слово держат? – после небольшой паузы поинтересовался Юнгеров.
Крылов откашлялся и степенно продолжил:
– Про слово. Как-то в БУРе
[15]
воры организовали движения. То, се – пошла канитель. Явился к ним на разговор Варков. А один вор спорол с бушлата пуговицы и пришил их себе на грудь – прям через кожу – так и вышел к Варкову. Ну и началась у них беседа через «понял-понял». Варков ушел. Через полчаса вернулся, снимает китель, рубашку, а на плечах, через кожу, – звезды полковничьи вколоты. Угу! И орет: «Не закончится буза – в тундре комарам скормлю. Слово даю!» Вот. Воры присмирели.
– Убедил, – выразил все в одном слове Ермилов.
Юнгеров снова пробубнил что-то неразборчивое. Крылов, видимо, ответил на его вопрос:
– А как? Да по-простому. Приеду к нему; закусим ваш коньяк дорогущий огурцом соленым, чтоб рассол на галстуки закапал, и скажу я ему: «Иван Данилыч, выручай по старой дружбе!» И кину под ноги мешок с червонцами. С долларами то есть. А он так попинает его носком ботинка и ответит: «Я это передам в надежные руки. Ты мне лучше расскажи, как живешь, не скучаешь ли по нашим краям?»
– Лагерям, – вставил Юнгеров.
– А лагерь не за запреткой
[16]
, а в душе, – огрызнулся Крылов.
Юнгеров вздохнул так, что даже Штукин расслышал.
– Ты, Петр, как расскажешь чего-нибудь… хорошо, что нас никто не слышит, а то подумали бы, что…
– Что? – нервно переспросил Крылов.
– Что мы людоеды!
– Я только объяснил суть, о которой мы уже много говорили, но по-другому!
– Ладно, ладно, – сказал Юнгеров с примирительной интонацией. – Что у нас, у русских, за манера такая – о серьезном деле говорим и тут же из-за моральных нюансов начинаем спорить?… Достоевщина какая-то.
– Именно-с. Достоевский, кстати, сидел. Поэтому и взгляд на мир имел соответствующий…
– Все, Петр, хорош! Успеем еще о Достоевском… Значит, трогаетесь вы с Рахимовым послезавтра… То, что поездом, а не самолетом, – это правильно, от греха… Насчет машины… Может, мне все же вам какую-нибудь «бээмвуху» выделить?
Крылов рассмеялся:
– Саша, на нашей машине – номера, мигалка, спецсигнал – что еще нужно двум ментам на перегоне до Москвы?
– Ну, хотя бы сопровождение…
– Вот на хера? Лишнее внимание только привлекать. Сели, поехали – через девять часов в Москве. Дорога сейчас нормальная – чего ты переживаешь?
– Ладно. Стало быть, послезавтра в четыре у Вадима в пушкинском офисе забираете сумку – и с мигалкой к московским боярам челом бить. А шелабушки я кому-нибудь поручу купить – подвезут. Лишь бы дело выгорело.
– Не переживай, – уверенно одобрил друга Крылов. – Данилыч возьмет, только если сам себе гарантию даст. Здесь без кидков. Не тот случай.
– И много вас таких на вершинах политического Олимпа? – язвительно поинтересовался Ермилов.
– Мало, – сокрушенно ответил Крылов.
Юнгеров засмеялся:
– Ну, хоть какое-то спокойствие на какое-то время…
Крылов ему что-то ответил, но Валерка уже не расслышал – он отлепился от стенки, пытаясь переварить услышанное. А понять-то было не так уж и трудно: вот, оказывается, что имел в виду Александр Сергеевич, когда говорил, что не только Гамерник умеет действовать «процессуально»! Все очень просто: империя Юнкерса аккумулирует наличными два миллиона долларов. Эти деньги Крылов везет в Москву, чтобы дать в лапу большим чинам правоприменительной системы. Задачи две – урыть товарища Гамерника на чем угодно и как можно быстрее и сделать так, чтобы органы отстали от Юнгерова и его структуры. Два миллиона долларов – это серьезная сумма, способная решить оба вопроса положительно.
– Бывает же так, – сказал тихо сам себе Штукин, завалился на диван и закурил.
Вдруг его словно дернуло: Валерка понял, что теперь располагает информацией не только ценнейшей, но и опаснейшей… Только как ею распорядиться? Сказать Ильюхину, что Крылов потащит в Москву черный нал? Ну, допустим, Ильюхин сумеет реализоваться, и что? Крылова с Рахимовым задерживают с мешком долларов – и? И ничего такого военного не будет – отбрешутся. Ну, максимум – уволят. Деньги конфискуют. Это, конечно, нанесет серьезный экономический удар империи Юнгерова. А где в этом будет справедливость? Кто этому больше всего обрадуется? Гамерник! Но если Гамерник больше всего будет рад такому раскладу, то…
Валерка настолько эмоционально вымотался, что не заметил, как снова начал задремывать, лежа на диване. Так бывает на нервной почве – на одних сонливость нападает, на других – бессонница…
