Оба мероприятия дали неожиданные результаты. При так называемом обыске на рабочем столе Гороховского был обнаружен позолоченный зажим для бумаг фирмы «Норг». А так совпало, что потерпевший проректор успел в незатейливой беседе со следователем упомянуть о его пропаже. Сказал он это «к слову», а следователь запомнил… В общем, когда это дошло до Токарева, он даже не стал пытаться в прокуратуру звонить. Он-то понимал, что Толя зажим прихватил в квартире, а потом просто забыл о нем… В общем, появились основания усомниться уже не только в чистоплотности, но и…
А дальше — больше. Через два часа грянула еще одна «информация»: в книге регистрации агентурных сообщений проверка обнаружила двухмесячной давности агентурную записку № 561 от источника Пень. И хрен-то бы с ней, с запиской, да вот источник в ней указывал на неустановленную группу некоего Гани, которая якобы собиралась совершить нападение на богатую квартиру по адресу 5-я линия, дом 64, квартира 8. Нюансик заключался в том, что в этой квартире как раз и проживал потерпевший проректор… А второй нюансище был еще хуже: агент со спорным псевдонимом Пень состоял на лицевом счету оперуполномоченного Колчина.
Токарев не стал сомневаться во «вновь открывшихся обстоятельствах». Он ежедневно сталкивался в своем теремке с чудовищным бардаком, головокружительной липой и смешными совпадениями. О «влетевших» операх Василий Павлович думать хуже не стал, понимая, что пошла непруха — результат большой загруженности, совпадений и разгильдяйства…
Конечно, с агентурным сообщением надо было разбираться — не липовое ли оно, откуда взялся точный адрес и т. д. Однако с Колчиным Токарев переговорить нормально уже не успел — опера активно расспрашивали уже другие люди. Зато Василий Павлович срочно связался через Тульского с Варшавой, встретился с ним на старом месте и коротко и довольно сухо обрисовал новости с упором, однако, не на оперские неприятности, а на возможную причастность к ним Невидимки-Шахматиста. Вор выслушал все внимательно и уважительно, однако Токарева за все время беседы не покидало ощущение, что Варшава давит в себе недоверчивость к его словам — точно так же, как и он, Токарев, давил в себе это чувство во время их предыдущей встречи. Впрочем, справки о Гане и о его группе вор не без внутреннего колебания все-таки пообещал навести…
Не успел Токарев вернуться в свой кабинет, как ему позвонили из Управления Комитета Государственной Безопасности по Ленинграду и Ленинградской области — ежу было понятно, что проректор по работе с иностранцами обязательно проинформирует о своих неприятностях это уважаемое и, в общем, не чужое ему учреждение.
Состоялся следующий разговор «слепого с глухим».
— Василий Павлович?
— Павлович.
— Управление госбезопасности вас беспокоит.
— Есть такое дело.
— Что есть, простите?
— Что беспокоит.
— А! Моя фамилия Шептунов, третья служба.
— Готов ответить.
— За что?
— И за что, и за кого… Вас как величать?
— Артем Сергеевич.
— О, у меня сына тоже Артемом зовут… Внимательно, Артем Сергеевич!
— Я, как вы понимаете, по поводу двух ваших сотрудников.
— Чего уж тут не понять…
— Посему хотелось бы услышать ваше отношение, только не то, которое вы изложили в рапорте на имя начальника РУВД, а действительное…
— Не телефонный немного разговор.
— Не телефонный, но вас вызывать — вроде несолидно, а нам приезжать… хотя мы можем.
— Был бы рад поговорить с вами «глаза в глаза». Я понимаю, сколько глупостей натворили мои сотрудники, и наказать их надо, но… Знаете, как раньше говорили — «умысла у них не было».
— Мы имеем несколько другую информацию, уважаемый Василий Павлович. Ладно, к концу рабочего дня мы подъедем.
Токарев только вздохнул, понимая, что эти если пообещали — то точно приедут. Очень не понравилось Василию Павловичу употребленное Шептуновым в конце разговора слово «уважаемый», поэтому он и не стал просить никого из своих прикупить печенья и лимон к чаю — понимал, что даже зефир в шоколаде уже ни на что не повлияет.
К 18.30 появились двое сотрудников УКГБ — точные, подтянутые, вежливые — в общем, сразу видно, что не из ментовки. Токарев почему-то вспомнил, как когда-то в молодости проводил какой-то обыск и им по каким-то неведомым соображениям был представлен сотрудник райотдела КГБ под легендой оперуполномоченного уголовного розыска. Так вот, после обыска пожилая хозяйка квартиры потеребила Токарева за лацкан пиджака и утвердительно сказала, округляя глаза:
— А этот, в белоснежной рубашке, — он из КГБ.
— С чего вы взяли? — удивился Василий Павлович, тогда еще просто Вася.
— А он единственный безукоризненно вежливый, — с убийственной женской логикой ответила хозяйка.
— А мы что — грубили вам?
— Вы не грубили, вы — грубые…
Токарев знал, что когда чекисты о чем-то рассуждают, то бывает практически невозможно придраться к какому-то конкретному предложению или фразе. Все умно. В их речи сверкают такие университетские слова, как «ортодоксальный» или «схоластика». Ты соглашаешься, умиротворяешься, а потом чувствуешь, что тебя объегорили, но не можешь понять, в чем… Впрочем, нынешний разговор обещал быть иным по накалу и динамике.
Гости представились: тот, что помоложе, оказался Шептуновым, а второй, постарше, представился Сергеем Петровичем — без указания фамилии и должности. Удостоверений «комитетчики» не предъявили, держались уверенно, но без хамства, и этим раздражали еще больше.
— Проходите, — повел рукой Токарев, вставая из-за стола. — Чай-водку не предлагаю… Слушаю вас.
— Извините, Василий Павлович, — чуть улыбнулся Шептунов. — Это мы вас слушаем. Начальник розыска хмуро кивнул:
— В общем, история следующая. Уж не знаю, какие у вас данные…
— Уверяю вас — исчерпывающие.
Кажется, говорить настроился только Артем Сергеевич, а второй собирался лишь слушать и наблюдать. Василий Павлович как мог задавил в себе раздражение и продолжил:
— Никогда не сомневался… Так вот: состав преступления, говоря строго по закону, в действиях моих сотрудников, конечно, есть, но ведь надо же рассматривать все в комплексе. Что они хотели, чем руководствовались, какие выводы в конце концов сделали… Честно хотите?
— Потому и пришли.
Токарев уже все понял, но все равно отчеканил:
— Считаю необходимым и обязательным — любой ценой возместить ущерб потерпевшему… Считаю также возможным прекращение через некоторое время уголовного дела…
— Когда страсти улягутся? — Шептунов почти не скрывал иронию, но Василий Павлович сделал вид, что не почувствовал ее:
— …И необходимым также переведение их на самую тяжелую территорию… Такая есть — тридцатый отдел, Смоленка, там коммуналки… Каждый день праздник, головы сотнями утюгами бьют…
