Первый раз сбежать Гафар решил сразу после окончания восьмилетки. Сил уже не было терпеть бедняцкую философию матери: «…чем меньше пальцев, тем больше мяса в плове…» Мальчишка хотел настоящей жизни.
Кстати, беглецов насильно в махалля не возвращали. Но если они возвращались сами, не найдя счастья на чужбине, их направляли «на хлопок» в первую очередь. Для перевоспитания, так сказать…
Однажды в июне 1983 года Гафар разговорился на самаркандском автовокзале с лейтенантом-автомобилистом, тоже корейцем, возвращавшимся после отпуска в гарнизон под далёкой Вологдой.
Офицерик оказался разговорчивым, и Гафар ловил каждое его слово — так и в автобус, следовавший до Ташкента, за ним полез. Водитель оказался знакомым и платить за билет не заставил. Да у Гафара и денег-то не было…
Так парнишка оказался в Ташкенте. Лейтенант уехал, денег на обратную дорогу не нашлось, но бедняки легко находят, как прокормиться.
Сначала Гафар устроился в кафешку «Тюльпан» неподалеку от Алайского базара. Но в конце восемьдесят третьего кафешку переделали в похоронное бюро, обслуживающее Туркестанский военный округ. Чтобы прежнее «историческое» название не выглядело слишком игриво, к слову «тюльпан» добавили прилагательное «чёрный». В этом похоронном бюро много чего делалось неформально. Никто и не думал, например, поинтересоваться у шустрого смышлёного парнишки его документами. Гафар был услужлив, всегда на подхвате. Его часто брали с собой в Тузель на разгрузку пустых гробов — в Афганистане-то их выпиливать было не из чего.
И вот однажды Гафар задержался в Тузели. И не просто задержался, а ещё и «переоделся» в военную форму — там какие-то парни перед отправкой в Афган мяч гоняли…
Как раз начиналась очередная перекличка, а документы всей команды находились в руках у полупьяного прапорщика… Гафар воспользовался неразберихой и оказался в самолете. Он хотел на войну, хотел совершить подвиг для своей страны.
[101]
Правда, в тот раз дальше кабульского аэропорта Гафар не попал — там его вычислили, задержали и обратным рейсом отправили в Союз. Смешно, но его даже не привлекли к уголовной ответственности! С одной стороны, конечно, нарушение правил пересечения государственной границы, с другой — а что с малолетки возьмёшь? Тем более что малолетка — не шпион, а вполне себе патриотически настроенный паренек…
Да и не хотелось особистам особо раздувать эту дикую историю: в Советском Союзе, как известно, граница — на замке, мышь не прошмыгнёт, не то что этот узкоглазый малолетка…
Тузельского коменданта, разумеется, взгрели и отправили в Афган, куда он так и так собирался сам. Ему и строгий выговор объявили лишь за «создание предпосылок к нарушению пограничного режима», но потом взыскание быстро и по-тихому сняли…
Гафар, конечно же, про судьбу коменданта ничего не знал, потому что с ним особо морочиться не стали, даже до родного Самарканда не довезли, прямо в Ташкенте дали коленом под зад, и всё…
Из «Чёрного тюльпана» его, понятное дело, тоже выперли. Пришлось Гафару перебраться официантом в самсахану на Комсомольском озере… Там-то парень и увидел Бориса Глинского. Увидел и запомнил — очень уж этот старший лейтенант поразил его воображение. Старлей, выпив, так здорово на гитаре играл… А потом ещё и стихи вслух декламировал… Даже соседи по столикам вслушивались… Офицер спросил у Гафара, как зовут то и дело взбиравшегося на стол жирного чёрного кота, и долго смеялся, узнав, что его кличка — Слон. Старший лейтенант сказал, что кота надо теперь звать «Дивуаром». Кот Дивуар. Гафар не понял, в чём, собственно, юмор, но с готовностью смеялся вместе со всеми.
Это удивительно, но в какой-то степени сам старший лейтенант Глинский и помог Гафару сбежать в Афганистан во второй раз. Он попросил парня принести пирожки-самсу на дорожку в офицерскую общагу — вот Гафар и принёс. Его, в белом колпаке и переднике с пакетом пирожков в руках, даже не попросили на КПП предъявить документы… Да и кому в голову могло прийти? А история прежнего коменданта, как говорится, уже канула в Лету, да и знал о ней очень «узкий круг ограниченных лиц».
Самсу Гафар Борису отдал, а дальше действовал по старой схеме, но уже с поправкой на приобретённый опыт.
Солдатскую форму он украл, как и в первый раз, у одного из очередных «футболистов»: в Ташкенте, известное дело, футбол — круглогодичный вид спорта. Переодевание много времени не заняло, а потом Гафар пошёл по палаткам, якобы искать «зёму». Во второй палатке под подушкой самой ближней к выходу койки лежали документы…
…Через два часа очередная партия «интернационалистов» улетала в Кабул. Вместе с Гафаром Халиловым, у которого теперь были документы на русскую фамилию. Он надеялся, что вместе с документами украл новую Судьбу. Он не ошибся. Но Судьба только сама любит шутить и не терпит, когда одурачить пытаются её саму.
Кабульскую пересылку Гафар проскочил как по маслу. Он только успел сойти на землю, как буквально натолкнулся на нервного капитана-зампотеха, искавшего в новой партии водилу для своего автобата. Этот капитан ещё к предыдущему рейсу приезжал за водителями-сменщиками, но опоздал — шоферюг быстро разбирали. Капитан нервничал, потому что ему — хоть умри — нужно было этим же днем вылететь в родной гарнизон, в Шинданд, чтобы успеть подготовиться к завтрашней проверке из штаба армии. Этот зампотех даже на борт уже записался, а они, кстати, в Шинданд не каждый день летали. Капитан тоскливо вглядывался в лица вновь прибывших и безнадежно уже повторял:
— Кто водила? Водила есть? Шофер — кто?
— Я водила… — скромно представился ему Гафар, полагавший достаточно разумно, что, чем быстрее его «купят», тем больше шансов остаться в «действующей армии».
Зампотех чуть не подскочил от радости. Он быстро забрал у Гафара документы, убежал куда-то, стремительно вернулся очень довольным:
— Ну всё… Отметку шлёпнул… Слышь, ну тебя и сфоткали на «военник» — хрен узнаешь… А ты что, без вещмешка? А шинель где? Украли? Это ты зря, брат… В большой семье, знаешь, клювом не щёлкают. А то всё прощёлкать можешь. Ладно, на чём реально работаешь?
— На всём, — потупил взор Гафар, державший в руках лишь руль мопеда.
— Да? — удивился капитан. — Сразу и не скажешь. Ну ладно… Полезай в борт, вундеркинд. А у нас в Адраскане тихо, не прогадаешь. И мать твоя будет спокойна…
Про мать Гафар старался не вспоминать. Они вместе с отцом, братьями и сёстрами осталась там, в прежней жизни. В той, из которой он так хотел вырваться…
В плен его взяли на шестой день пребывания в Афганистане. А буквально на седьмой день в часть пришло грозное распоряжение из особого отдела армии о его задержании. Чуть-чуть это распоряжение запоздало. Кстати, в этом распоряжении Гафар был почему-то назван «лицом корейской национальности» — по матери, что ли, его так определили… Эта мелочь — «корейская национальность» — позже сыграет роковую роль в судьбе не одного только Гафара…
