— Он что — из золота? Человек-то этот?
— Нет, он из ГРУ, — сказал Большаков.
— О-о, елы-палы… А заказчик, Паша, из ЦРУ? — спросил Феликс Неволяев.
— Это меня не колышет, друзья мои. Наша задача — найти человека.
— Он в Москве?
— Не знаю. Скорее всего, да… А возможно, и нет.
— А что на него есть, на грушника-то?
— Немного: Фролов Олег Иванович, тридцать восемь лет. Вот фото. — Большаков положил на стол фотографию Джинна. — Майор ГРУ. Сейчас, вероятно, в бегах — чего-то отмочил за границей. Во всяком случае, так говорит заказчик. Домашний адрес Фролова — на обороте фото. Но в этом адресе он, похоже, не живет. Воевал, умен, хладнокровен и очень опасен. Вероятно, вооружен. Но брать его не нужно. Его нужно просто найти… Беремся?
— Чего ж не взяться? — сказал Соколов. — За такие бабки я собственного дедку из могилы выкопаю и сдам заказчику.
— Но найти нужно обязательно, — подвел итог Большаков. Он уже получил аванс от Антона.
* * *
Человек, который представился Павлу Большакову Антоном, имел несколько имен. Он был сыном русского и сербки. В семьдесят первом году, когда Антону исполнилось всего десять лет, семья эмигрировала в Америку. Там Антон получил имя Энтони, образование и тягу к приключениям. После окончания университета он пришел в Управление кадров административного директората ЦРУ. Сказал, что владеет сербским и русским языками и хочет служить делу свободы и демократии… С ним побеседовали, попросили заполнить анкету и поблагодарили. Но приглашение прийти для более конкретного разговора последовало спустя только полгода. Так Антон Волкофф стал сотрудником Управления внешней контрразведки оперативного директората ЦРУ… Через два года он вернулся на родину, в Югославию, под прикрытием сотрудника фирмы «Сиэтл Медикал Экспорте Инк.»
Именно Волкофф курировал в Сербии работу группы Милоша, уничтоженную Джинном и стариком Троевичем. В Москву Антон Волкофф прибыл, чтобы найти Джинна.
* * *
Тяжелая атмосфера октября 93-го давила, как давит осеннее низкое небо. По официальным сообщениям, 3 и 4 октября в Москве погибли девяносто два человека. Среди москвичей циркулировали слухи о сотнях и даже тысячах погибших. Торчал посреди Москвы Белый дом в черной копоти пожаров. Новоарбатский мост еще помнил тяжесть танков… Остановившиеся часы на башне Дома Советов показывали 0:03.
На 24-е ноября Мария Дэви Христос назначила конец света.
На 12-е декабря Борис Николаевич Ельцин назначил принятие новой Конституции. А до кучи и выборы нового парламента, который теперь должен называться Думой… Чем хуже конца света?
Летел над Москвой октябрьский зябкий ветер. Он больше не пах гарью, в нем уже не порхали выброшенные взрывами из помещений Белого дома сотни тысяч листов бумаги… Но страх и ненависть остались.
* * *
Мукусеев пытался работать, но работать фактически не мог. Душила сербская память, снились подсолнухи и треск цикад по ночам. Он просыпался, курил и знал, что жена тоже не спит, но делает вид, что спит.
На службе возникла проблема с утопленной видеокамерой. На ТВ воровали уже миллионами, но камера стоимостью сорок тысяч зеленых была криминалом… А не продал ли ты ее, брат?
Однажды вечером Мукусеев позвонил Зимину. Прокурорский Владимиру как будто даже обрадовался, сказал:
— А-а, волк телевизионный! Ну что вы там, на телевидении-то, все сопли жуете?
— Ага, — ответил Мукусеев, — мы все сопли жуем… А вы в прокуратуре?
— А мы, брат, ого! Мы, блядь, правовое государство строим!
— По законнику Стевана Душана? — спросил Мукусеев.
Зимин засмеялся и сказал:
— Если бы по Стевану Душану — так мы бы порядок-то навели… А может, встретимся, Володя? Усидим литрушечку?
— Я не против.
Они встретились в небольшой пельменной, хозяином которой был один из старых «клиентов» Зимина. Рашид (так звали хозяина) проходил по 88-й и вполне мог получить «реальный» срок, но Зимин разглядел в нем запутавшегося студента, а не матерого валютчика и помог… Следак в те годы сам еще был молод и, точно так же, как у Рашида, у него была беременная жена. С тех пор прошло много лет, но татарин добро помнил…
— Здравствуйте, Илья Дмитриевич, — приветствовал Рашид Зимина. Потом узнал Мукусеева, вытаращил глаза и сказал:
— Здравствуйте, Владимир… э-э…
— Просто Владимир, — ответил Мукусеев.
Им накрыли лучший («Президентский», — сказал Рашид) столик и сделали пельменей по особому рецепту. На столе появилась запотевшая бутылка «Сибирской», фирменный татарский соус и кружки с пивом. Рашид обслуживал лично.
Выпили. Без тостов и не чокаясь… Как будто поминали кого.
— Как живешь, депутат? — спросил Зимин.
— Какой же я теперь, к черту, депутат?
— Сами виноваты — лизали Елкину жопу. Долизали!
— Ладно тебе, Илья Дмитрич…
— Да мне-то ладно. А вот однокашник мой по юрфаку — он в Верховном суде геморрой парит… Так вот он запил.
— Что так?
— Как что? Когда Елкин объявил о роспуске парламента, Верховный суд сразу же вынес решение: это противоречит Конституции. Остановило это Елкина?… Вот тебе, Володя, и демократия! Вот тебе и правовое государство! Я уже человек старый и циничный, но такого блядства еще не видывал…
Пельмени были хороши. Хороша и водка. Негромко играла музыка.
— Скажи мне, Илья Дмитрич, — произнес Мукусеев, — как ты думаешь — что в действительности произошло…
— Между Джинном и Широковым? — перебил Зимин.
— Да, — кивнул Мукусеев. Зимин положил вилку, откинулся на спинку стула и посмотрел на Владимира долгим, внимательным взглядом:
— Тебе это важно?
— Важно.
— Обычно в таких случаях в протоколах пишут: на почве внезапно возникшей ссоры после совместного распития спиртных напитков…
— Я серьезно, Митрич.
— А я — нет.
Зимин налил водки в стопки, поднял свою: давай… Выпили. Прокурорский важняк отломил кусочек хлеба, понюхал и положил его на тарелку. Потом сказал:
— Я не знаю… я не знаю, Володя, что между ними произошло. Вернее, не «что», а «почему»? Но козе понятно, что не из-за выпивки. Югославы прислали результаты экспертизы: содержание алкоголя в крови Широкова было незначительным. Надо полагать, что у Джинна тоже. Кроме того, оба умеют себя контролировать… Однако товарищ полковник схватился за гранату.
— Думаешь — растяжку на Гойко поставил Широков?
— А кто же еще?
— Зачем? Зачем ему это?
— А ты догадайся, — с ухмылкой произнес Зимин. Какое-то время сидели молча.
