— Могу, — автоматически кивнул Габузов, лишний раз убедившись, что в этой конторе ему отводят место не многим выше блендеевских кошек. — Хорошо, Лариса, я понял и принял к сведению. Передайте шефу, что постараюсь оправдать высокое доверие.
Лариса снова хихикнула и, развернувшись как на шарнирах, удалилась, покачивая бедрами. В лучшие времена это покачивание доставило бы Габузову, равно как любому нормальному мужику, мимолетное эстетическое удовольствие, однако нынче на дворе времена стояли далеко не лучшие. Поэтому он проводил секретаршу всего лишь чуть слышным: «Вот с-с-стерва!» После чего с неудовольствием свернул пасьянс и полез за сигаретой.
Закурив, Сергей немного успокоился, вздохнул и, печально констатировав: «Кто в кони пошел, тот и вози», — окинул взглядом территорию кабинета в поисках местонахождения папки с корешком «Блендеева А. И.». Таковая не обнаружилась. После минутного раздумья Габузов вспомнил, что оставил эту папку в месте своего временного прибежища, то бишь у Шверберга. Делать нечего — пришлось докурить, заставить себя вылезти из кресла и отправиться в самое логово конкурента в охоте за наследством.
* * *
Сергей Эдуардович подошел к массивной двери с табличкой, гласящей: «Адвокат Гильдии российских адвокатов, специалист по уголовным, административным и гражданским делам, кандидат юридических наук Шверберг Илья Моисеевич». «Человек и пароход», — додумал окончание Габузов и, деликатно постучавшись, толкнул дверь.
— …А я еще раз вам объясняю, что меня не было в эти дни в городе, и я физически не мог проконтролировать ее отъезд… Да… Конечно, отправил. Мой человек ждал ее в Стокгольме, при посадке на паром. Согласитесь, то была идеальная возможность разом решить все наши проблемы. Но к отплытию она так и не явилась…
Только сейчас, целиком поглощенный телефонной беседой, Шверберг увидел застывшего в дверях кабинета Габузова и, слегка скривившись, изобразил жест, означавший: «Зайдите позже, коллега, право слово, сейчас не до вас».
Но и Сергей Эдуардович был, что называется, не пальцем деланный. Поняв, что разговор идет о Самсут Матосовне, Габузов вознамерился дослушать его до конца. А потому, моментально «включив дурака», сделал вид, что расценил жест Шверберга как просьбу подождать. Он бесцеремонно плюхнулся на стоящий у входа диванчик и скорчил подобающую в таких случаях гримасу. Мол-де, «ничего-ничего, занимайтесь своими делами, коллега; а мне не к спеху, я подожду».
Илья Моисеевич зыркнул на него уже с откровенной злобой, однако блаженно-идиотское выражение габузовского лица не оставляло никаких шансов на конфиденциальность, а потому Шверберг вынужден был продолжить свое общение с неизвестным абонентом:
— …Вы же умный человек и должны понимать: где мы — а где Швеция!.. Да, мы принимаем все меры. Как раз сейчас появилась любопытная зацепочка, постараемся ее потянуть… Да, я признаю, что в данном случае есть и моя вина, но лишь отчасти, не более… Все, извините, ко мне пришли люди, и мне не слишком удобно…
Здесь Шверберг запнулся и, бросив взгляд на Габузова, решил слегка переиначить окончание фразы:
— …и мне не слишком удобно отнимать у них время и заставлять ждать.
«Браво, Илья Моисеевич, браво, — мысленно поаплодировал Сергей Эдуардович. — Какая выдержка, какая находчивость. Хотя по мне, так вы могли бы и продолжить свою дискуссию. Уверяю, что в данный момент я вполне располагаю временем и готов ждать ровно столько, сколько потребуется для завершения этого интереснейшего разговора».
Но, увы и ах — Шверберг все-таки положил трубку. «Что ж, и на том спасибо, — подумал Габузов, продолжая сохранять на лице улыбку застенчивого идиота. — Как говорится, это я удачно зашел… Ай да Самсут Матосовна, получается, она и этих ребят вокруг пальца обвела со своей лжепоездкой в Швецию! Ай, молодца!.. А вот я, выходит, полный кретин. „Мобильник в колонии да еще в такой дыре, где-то за Уралом, конечно же, не берет“ Ага, как же! Размечтался! Говорили же тебе, придурку, знакомые оперативники: учи матчасть, пригодится!»
Между тем кандидат юридических наук и «специалист по всему и вся» набычившись посмотрел на него и раздраженно изрек:
— Что вы хотели, Сергей Эдуардович?
— О, прошу извинить за столь бесцеремонное вторжение, но шеф, — Габузов доверительно закатил глаза вверх, — …шеф лютует. Требует, чтобы я как можно скорее закончил одно щекотливое дельце…
— И чего вы от меня хотите? Посоветоваться? — нетерпеливо перебил его Шверберг. Нетрудно было понять, что присутствие Габузова его, как минимум, тяготит. Взгляд у Ильи Моисеевича при этом был такой… Ну, короче, как у Валерии Новодворской, которая в думских коридорах случайно наткнулась на Альберта Макашова.
— …Ну что вы! Ни в коем разе! Я же прекрасно понимаю, что у меня и трубы пониже, и дым пожиже. Вы вон, судя по разговору, на международный уровень выходите. Куда уж тут мне, с моими кошками…
При слове «международный» Шверберг сдвинул на переносице свои жиденькие бровки и поспешил оправдаться:
— Да бросьте, дружище, какой там к черту международный уровень! Так, просто знакомые по линии Интерпола попросили о небольшой консультации. Большими деньгами здесь, как вы понимаете, не пахнет. Дружеская услуга в деле борьбы с международной преступностью, не более того. Что поделаешь — даже адвокату присуще чувство гражданской ответственности. Преступность, как известно, проблема транснациональная. Она не признает границ, не так ли?
В знак согласия Сергей Эдуардович почтительно кивнул. «Давай-давай, пой, светик, не стыдись…»
— Да, но вы упомянули каких-то кошек?
— Совершенно верно, дело гражданки Блендеевой. Как вы знаете, мне пришлось вынужденно провести несколько дней в вашем, извините, кабинете, и, похоже, я оставил у вас на столе свою папку.
— Наверное, вот эту? — поинтересовался Шверберг, брезгливо прикоснувшись к белой картонной папке с разлохматившимися тесемочками.
— Точно так, слава богу, нашлась, — слегка переигрывая, «растрогался» Габузов. — Позволите?
— Да-да, конечно, забирайте. У вас ко мне пока все? Дело в том, что мне нужно срочно написать одно заключение… Тоже, знаете ли, шеф лютует.
— Понимаю, а потому не смею больше вас задерживать.
Сергей Эдуардович подмахнул со стола свою папку и, кивнув, с тихим достоинством удалился. «Ладно, господин лучший друг Интерпола, — злорадно подумал Габузов, прикрывая за собой дверь с понтовой табличкой, — это мы еще поглядим, чьи в лесу шишки».
Он дошел до своего кабинета, не открывая, швырнул блендеевскую папку в стол, переобулся, сменив легкомысленные «рабочие» тапочки на уличные полуботинки, и двинулся на выход. Туда, где «только солнце, только небо и река».
— Я на обед, если спросят — буду через час, — на ходу бросил он Ларисе, которой, судя по ее равнодушной реакции, в общем-то было наплевать на то, сколь долго продлится габузовская трапеза. Ну да и Сергей Эдуардович в данном случае лукавил. Обедать ему совершенно не хотелось, да и, признаться, не на что было фуршетить — «финансы имут нюансы». Просто по сложившейся многолетней традиции на свежем воздухе ему думалось и мыслилось на порядок продуктивнее.
