Мак изумленно посмотрел на него:
– А что я могу сделать?
– Ну, по крайней мере, вы могли бы рассердиться.
– Я ни на кого не сержусь, – пожал плечами Мак.
Но не успел он произнести эти слова, как вдруг почувствовал,
как из глубин его души начал подниматься долго сдерживаемый гнев. Сперва он
подумал, что это притворный гнев – ведь столько раз ему приходилось лицемерить,
изображая чувства, которых он на самом деле не испытывал, – однако вскоре
он рассердился не на шутку. Напрасно он старался успокоиться, мысленно внушая
самому себе, что не стоит обращать внимания на подобные пустяки, что скоро все
пройдет и забудется, – гнев не утихал в нем; напротив, он бушевал с силой,
доселе еще не изведанной Маком. В глазах у него потемнело; вены вздулись на лбу
и на шее, а в висках застучали два тяжелых молота.
И тут его словно прорвало.
– Черт побери! – закричал он, сжимая
кулаки. – Да какое он имеет право! Каждый должен сам решать свою судьбу! И
простой смертный тоже! Слишком долго мы позволяли духам и так называемым
великим людям вроде Фауста править нами! Настало время изменить существующий
порядок.
– Вот это другой разговор! – сказал Рогни.
– Но что я могу сделать?.. – растерянно спросил
Мак, остывая.
– Занятный вопрос, – ответил ему Рогни, повернулся
к недавно проделанному им отверстию в полу – выходу из подземного коридора – и
нырнул в него.
Некоторое время Мак наблюдал, как проворно, словно крот,
гном работает лопаткой, засыпая отверстие, через которое он только что пролез.
Ему захотелось уйти под землю следом за Рогни, попасть в этот длинный, темный
тоннель, ведущий неизвестно куда. Но люди никогда не путешествуют под землей,
да и проложенный гномом тоннель был бы для него слишком тесен. Вздохнув, Мак
вышел в коридор, открыл входную дверь и выглянул наружу. Перед ним лежал Лимб,
где все предметы принимали неясные, расплывчатые очертания. Вглядываясь в
туманную даль, Мак смог различить контуры далеких холмов; над ними поднимались
серо-голубые облака, которые на самом деле были вершинами гор – они тонули в
сероватом мареве. Пейзаж, открывшийся взгляду Мака, походил на театральную сцену
за тонким, прозрачным занавесом. Все вокруг казалось ненастоящим, нереальным.
Прямо от порога вдаль уходила еле различимая тропинка.
Приглядевшись, Мак увидел какие-то знаки, установленные вдоль нее, напоминающие
стрелки – указатели движения. Мак пошел по этой тропинке сквозь густой
желтоватый туман, ориентируясь по дорожным знакам. Вскоре он вышел к
перекрестку. У пересечения двух дорог был вкопан деревянный столб.
Стрелки-указатели на его вершине глядели в разные стороны. На каждой из этих
стрелок было что-то написано. Подойдя поближе, Мак прочитал:
«ДОРОГА НА ЗЕМЛЮ»
«ДОРОГА В РАЙ»
«ДОРОГА В АД»
«ДОРОГА, ПО КОТОРОЙ ВЫ СЮДА ПРИШЛИ».
Последняя стрелка была повернута как раз в том направлении,
откуда он пришел.
Выбрав одно из направлений, Мак решительно зашагал в ту
сторону, куда указывала стрелка.
Глава 2
В тех краях Лимба, где было назначено заседание Суда,
определяющего дальнейшую судьбу человечества, выдался серый день. Низкое небо
нависло над землей – так часто бывает зимою в этих краях. С утра редкие крупные
снежинки кружились в воздухе, но сильного снегопада не ожидалось. Воздух был
чист и прозрачен. На горизонте на фоне мутно-серого неба резко выделялась
голубая линия Плато Небытия. Само собой разумелось, что в такой день каждый мог
заглянуть далеко вперед.
Мефистофель и архангел Михаил сидели рядышком на высоком
столбе, недавно освобожденном Симоном Стилитом
[74]
. Аскет нашел
лучший способ смирения духа, чем простое сидение на столбе, и принял обет
просмотреть все повторные показы игр, сыгранных командой «Пираты Тампа Бей».
Михаил не был в Лимбе с того самого дня, когда он встретился
с Мефистофелем в Трактире-на-полпути, чтобы положить начало новой Тысячелетней
Войне меж силами Света и Тьмы. Он с любопытством оглядывал знакомые места. Ему
очень нравилось, что все в Лимбе осталось по-старому. Та же приятная дымка,
застилающая горизонт (хотя сегодня она была на удивление легкой и прозрачной),
та же размытая граница меж Небом и Землей – казалось, что небесный свод плавно
переходит в земную твердь; все те же размытые, полинялые краски и нечеткие
контуры предметов, все те же плавные, закругленные линии. Неопределенность! И
ее вечные спутники – моральные сомнения! После долгой жизни в мире абсолютов
архангел Михаил находил в этом неизъяснимую прелесть и новизну.
– Лимб остался таким же, как раньше! – умиленно
сказал Михаил.
– Дорогой мой архангел, – сказал
Мефистофель, – если ты сдержишь ненадолго свою страсть к парадоксам и
обратишься к наблюдению, то заметишь кругом тысячи перемен. Взгляни вон туда.
Разве ты не видишь грандиозное строительство, которое началось совсем недавно?
– Ах, это…– произнес Михаил небрежным тоном. – Это
все преходяще. А так – куда ни посмотришь, везде все тот же старый добрый Лимб…
Интересно, что они там возводят? – прибавил он, поглядев на запад.
Мефистофель повернул голову в ту сторону, куда глядел
архангел Михаил:
– Разве ты не знаешь? Это новое здание Суда, где вскоре
Ананке объявит нам свое решение.
Михаил разглядывал контуры строящегося здания.
– Какое благородство форм! Какое изящество
линий! – восхищался он.
– Просторное помещение, – сдержанно заметил
Мефистофель. – Я слышал, что на заседание суда приглашено всего несколько
представителей от каждой из сторон. В списке приглашенных есть даже один или
два смертных. Это уже что-то совсем новое. Ведь раньше они никогда не
присутствовали на нашем Суде.
– Мы поступили справедливо, пригласив смертных, –
произнес Михаил назидательным тоном. – В конце концов, это их судьба будет
решаться на Суде!
Мефистофель фыркнул:
– Ну и что же? В старые добрые времена Создания Света и
Создания Тьмы не просили совета у людей. Мы просто сообщали им свое окончательное
решение, а уж нравилось оно им или нет – это было их личное дело. Волей или
неволей, они должны смиряться с Судьбой и подчиняться Необходимости.
