– Никто не вправе судить вас, кроме самой Ананке, или
Судьбы, как ее называют. Она вершит свой суд над всеми – и над людьми, и над
бессмертными духами. Наша задача – поставить вас перед моральной дилеммой. А
делать выбор должны вы. Такова роль Фауста.
– Ну, хорошо, если так… Напомните еще раз, кого вы
предлагаете мне убить.
– Энрико Дандоло, дожа Венеции. Само собой разумеется,
вы убьете его только в том случае, если этот способ действий покажется вам
наилучшим.
– А другой… Алекс… или как там его…
– Алексей, претендент на Константинопольский трон.
– И, наконец, третий вариант?
– Спасти чудотворную икону Св. Василия, покровителя
Константинополя. Вы что-то слишком рассеянны сегодня, доктор Фауст. Как это
непохоже на вас – ведь о вашей сверхчеловеческой памяти слагали целые легенды!
Мой совет – поскорее собраться с мыслями. Вам предстоит решить весьма непростую
задачу.
– Моя память заметно улучшится, когда пройдет похмелье…
Если я не ошибаюсь, вы сказали, что мы находимся возле лагеря франков.
– Вы абсолютно правы.
– Тогда скажите мне, что делают франки возле
Константинополя?
Тонкая черная бровь Мефистофеля резко поднялась вверх, и
маска холодной вежливости на его лице сменилась выражением крайнего изумления:
– Я полагаю, что столь образованному человеку, каким
вы, бесспорно, являетесь, самому лучше знать, что здесь происходит. Ведь мы
переместились всего на несколько столетий назад. Меня удивляет подобное
невежество – впрочем, быть может, вы просто не слишком удачно пошутили… Как вам
известно, это Четвертый крестовый поход. Вы должны самостоятельно оценить
ситуацию и избрать тот способ действий, который считаете наиболее правильным.
– Хорошо. Я постараюсь, – произнес Мак упавшим
голосом.
– Постарайтесь, – сухо ответил Мефистофель. –
Считаю своим долгом напомнить, что с вами подписан контракт на выполнение
определенных действий в строго ограниченный срок. Если вы не выполните взятых
на себя обязательств, то тем самым погубите серьезный эксперимент, и вместо
щедрой награды – серебряных кубков, горностаевых мантий и прочей чепухи –
заработаете нечто гораздо более серьезное, но, боюсь, не столь приятное.
– А что это будет? – спросил Мак.
– Вас ввергнут во мрачную бездну, где нет ни верха, ни
дна, ни ночи, ни дня, ни времени, ни пространства, и будут мучить вечной пыткой
– непереносимой болью и ужасными кошмарами; вы будете умирать медленной,
ужасной смертью – и тут же воскресать, чтобы подвергнуться новым истязаниям,
пока мы не придумаем для вас чего-нибудь похуже. Итак, на выполнение первого
задания вам отпущено двадцать четыре часа. Время пошло. Адью.
С этими словами Мефистофель взвился в воздух и вскоре
растворился в синеве бескрайнего неба.
Глава 2
Некоторое время Мак раздумывал над словами Мефистофеля.
Ситуация казалась ему слишком неопределенной. Он решил выбираться из поросшей
лесом бухты – времени было в обрез, а строить планы можно и по дороге. Вскоре
он вышел на бескрайнюю равнину, раскинувшуюся пестрым желто-зеленым ковром до
самого горизонта. Впереди, примерно в полумиле, возвышались стены
Константинополя. Скитаясь по Европе, Мак успел побывать за многими крепкими
городскими стенами; но такой мощной, неприступной крепости он нигде не видал.
По самому верху стены, меж зубцов, прохаживались часовые в блестящих латах и
шлемах, гребни которых украшали конские хвосты. На равнине, окружив город
плотным кольцом, раскинулись пестрые палатки – это был лагерь франков. Горели
бивачные костры; сотни вооруженных людей собрались вокруг них. Чуть поодаль
стояли крытые повозки, возле которых толпились женщины и дети. Подойдя поближе,
Мак увидел, что меж повозок установлены походные кузницы и огонь пылает в
маленьких горнах. Кузнецы стучали своими молотами, выковывая наконечники для
стрел и копий. С нескольких телег снимали высокие корзины с провизией. Над
шатрами, разбитыми в стороне от основного лагеря, развевались разноцветные
знамена – очевидно, там размещались командиры этого огромного войска. Мак
подумал, что этот огромный лагерь – настоящий город на колесах, готовый сняться
с места по первому сигналу горна. Жители этого города осилили многомильные
переходы, которые они ежедневно совершали, покинув земли франков.
Пора было приниматься за дело. Мак решительно направился к
лагерю. По дороге его обогнал небольшой кавалерийский отряд – всадник,
скакавший впереди, поднял руку в железной рыцарской перчатке в знак
приветствия, и Мак помахал ему в ответ. Очевидно, его приняли за одного из
франков – ведь в его одежде преобладали скромные серо-коричневые и черные тона,
обычные для европейца тех времен, в то время как жители Востока носили
роскошные цветные шелка. Вскоре Мак увидел первый сторожевой пост – несколько
солдат сидело прямо на земле; рядом лежали их щиты и копья, блестевшие на ярком
солнце. Заметив пешего человека на дороге, они поднялись с земли.
– Какие новости ты принес от консула? – спросил у
Мака один из них.
– Какими бы ни были эти новости, они предназначены не
для ваших ушей, – ответил Мак, решивший с самого начала быть начеку, чтобы
не разоблачить себя.
– Но ведь Бонифаций Монферратский
[21]
еще не вернулся с переговоров, правда? Это само по себе добрый знак.
– Я могу сказать вам только одно: за последние
несколько часов не произошло никаких важных перемен.
– В таком случае у этих разбойников еще есть надежда
спасти свою честь, – пробормотал второй воин, стоявший на часах.
Мак пошел дальше. Побродив по лагерю, он вышел к крытой
повозке, с одной стороны которой был устроен навес. Под навесом были
расставлены столы и стулья; свиные головы были свалены в громадную кучу по
другую сторону повозки. За столами сидели мужчины – они ели и пили вино. Мак
задумался: эта картина ему что-то напоминала. Ну конечно, трактир! Трактир,
поставленный на колеса.
Облегченно вздохнув, он нырнул под навес и опустился на
свободный стул. Наконец-то он нашел такое место, где сможет чувствовать себя
как рыба в воде!
Подошел хозяин трактира; окинув нового посетителя
оценивающим взглядом, он, как и все остальные, был введен в заблуждение
тщательно продуманным костюмом Мака – эту одежду, так же как и весь свой
нынешний облик, лже-Фауст получил на Кухне Ведьм. Низко поклонившись,
трактирщик спросил у Мака:
