Лоренцо Медичи, утопающий в мягких перинах, выглядел на все
свои семьдесят с лишним лет; недуг сильно состарил его. Его бесформенное,
раздувшееся от водянки тело лежало на постели, словно деревянная колода –
больной почти не мог шевелиться. Из-под набрякших век на Мака глянули маленькие,
проницательные и умные глаза. Казалось, только эти глаза и жили на бледном,
опухшем лице, превращенном болезнью в застывшую уродливую маску. Лоренцо
Великолепный умирал, но даже на смертном одре он старался сохранять
достоинство, подобно древним героям и могущественным королям. На нем была
длинная ночная сорочка, расшитая единорогами, голову его покрывала черная
шапочка – две тонких ленточки завязывались под подбородком, не давая ей упасть
или сползти набок. Там, где тело не было тронуто болезнью и разложением, сухая,
морщинистая, землистого цвета кожа свисала складками. Губы Лоренцо Медичи,
бывшие полными и румяными в те дни, когда восшедший на престол римской
католической церкви член семьи Медичи дерзко объявил о существовании иного Бога
– бога Медичи
[39]
, сейчас побледнели, сморщились и покрылись
сероватым налетом, словно на них осталась горечь после прожитых трудных лет. На
шее умирающего старика неровно билась голубоватая жилка – удивительно, подумал
Мак, что она еще не затихла, как все остальные. Пальцы левой руки, скрюченные
после паралича, чуть дрожали.
– Я доктор Фауст, – громко объявил Мак. – Что
вас беспокоит?
– Я, – сказал Медичи, – самый богатый человек
на свете.
Тот, кто слышал голос Медичи в те времена, когда этот
парализованный, прикованный к постели человек находился в полном расцвете сил,
мог бы сказать, что сейчас он звучит слишком неровно и глухо; однако в нем еще
было достаточно силы, чтобы заставить дрожать хрустальные подвески люстры –
мельчайшие частицы пыли поднялись с них и затанцевали в воздухе.
Мак почувствовал, что по спине у него пробежал приятный
холодок. Судьба сама шла ему навстречу, и он не собирался упускать такой
удобный случай.
– А я, – ответил он, – самый дорогой врач в
мире. Какая удача, что мы встретились!
– Каким образом вы предполагаете меня вылечить? –
спросил Медичи так властно, что, казалось, даже черви, уже грызущие его тело,
на минуту приостановили свой кровавый пир, охваченные благоговейным трепетом
перед силой этого голоса.
Мак знал, что лечение не займет много времени и не отнимет у
него много сил. Нужно было всего лишь достать пузырек с чудодейственным
эликсиром, который дал ему Мефистофель, и вылить содержимое склянки в рот
Медичи. Однако он отнюдь не собирался раскрывать больному свой секрет. В самом
деле, кто же будет платить сумасшедшие деньги за несколько ложек снадобья? Маку
хотелось, чтобы процедура была как можно более сложной и произвела впечатление
на всех, кто будет при этом присутствовать. В его голове уже начал созревать
хитрый план. Приняв важный и степенный вид, он сказал:
– Для начала нам потребуется золотая чаша. Весом не
менее чем двадцать четыре карата.
(Он подумал, что неплохо было бы иметь под рукой кусок
чистого золота на тот случай, если что-нибудь пойдет не так, как он ожидал. Вот
какие мысли иногда приходят в голову в критический момент!)
– Сию же минуту приготовить, – приказал Медичи
слугам.
Слуги бросились выполнять приказ. Небольшая заминка возникла
из-за того, что не сразу смогли отыскать ключи от сейфа, где хранилась золотая
посуда – горшки, кастрюли и тазы для варки варенья.
Наконец принесли золотую чашу и те алхимические снадобья,
которые Мак потребовал якобы для приготовления лекарства. Все необходимое
отыскалось в считанные минуты – Лоренцо Медичи был очень богат и обладал весьма
разносторонним вкусом; его коллекции предметов искусства, различных редкостей и
диковин, а также разнообразных принадлежностей для колдовских опытов не имели
себе равных в мире. Один из дальних покоев дворца занимала алхимическая
лаборатория, оснащенная самым современным оборудованием. Здесь стоял огромный
перегонный куб, сверкающий цветным венецианским стеклом и начищенной до блеска
бронзой – этот изящный прибор служил ярким доказательством утонченного вкуса и
проницательного ума хозяина. Горн, стоявший в углу, был снабжен специальным
устройством, позволяющим контролировать температуру с невиданной доселе точностью.
Оставалось только удивляться, почему Медичи, будучи, по-видимому, столь
искушенным в науке алхимии, не смог сам приготовить для себя лекарство и
прибегал к посторонней помощи.
Мак соединил трубки гибкими шлангами, повозился с ручной
горелкой и уже был готов начать свой спектакль для внимательно наблюдающей за
его действиями публики, когда тишину внезапно нарушил громкий, властный стук в
дверь. Дверь тотчас же распахнулась. Человек, известный во всем мире под именем
фра Джироламо Савонарола
[40]
, решительно перешагнул порог
покоев своего опаснейшего противника, Лоренцо Медичи.
Этот человек, молва о котором распространилась далеко за
пределы Италии, был высок и худ, и очень бледен. Устремив горящий взор своих
черных глаз на Медичи, он сказал:
– Говорят, что ты хотел меня видеть по некому делу.
– Да, брат мой, – ответил Лоренцо. – Мы
по-разному смотрим на многие вещи; однако я думаю, мы сойдемся в том, что оба
мы – сторонники сильной Италии, а значит, оба заинтересованы в устойчивом курсе
лиры, оба противники коррупции в церкви. Я хотел исповедоваться тебе и получить
отпущение грехов.
– Рад это слышать, – ответил Савонарола,
вытаскивая из складок грубой рясы свиток пергамента. – Я отпущу твои
грехи, если ты отдашь все свое добро и нажитые тобою деньги на
благотворительные цели. Я лично прослежу, чтобы их распределили между
неимущими. Подпиши вот это!
Развернув пергамент, он подсунул его прямо под нос Лоренцо
Медичи – неровные строчки оказались прямо перед гноящимися глазами умирающего
старика. Никто не подумал бы, что тщедушное тело монаха способно двигаться
столь быстро и ловко – Савонарола страдал от лихорадки и зубной боли, которые
не мог изгнать ни молитвами, ни долгими постами.
Глаза Медичи забегали по строчкам, затем прищурились,
превратившись в две узкие щелочки:
– Ты заламываешь слишком большую цену, брат. Я
приготовил завещание, в силу которого в церковную казну отойдет немало денег.
Но у меня есть родственники, и я обязан позаботиться о них.
