Итак, Одиссей жил уединенно, свободный как от печальных, так
и от радостных хлопот. Занимаясь спортом по много часов в день, он все же
чувствовал, что ему чего-то не хватает, и сильно тосковал по земле. Когда тоска
уже готова была одержать над ним верх, он навещал своих друзей. Ближайшим
другом и соседом Одиссея был Сизиф
[42]
, дни и ночи напролет
вкатывающий тяжелый камень в гору. По правде говоря, бывший царь Коринфа отнюдь
не обязан был это делать. Его давно простили и разрешили заниматься всем чем
угодно. Но Сизиф не оставил своего труда – вероятно, и здесь сказывалась
многолетняя привычка. Кряхтя и напрягая призрачные мускулы, он подставлял плечи
под огромный гранитный валун, шаг за шагом медленно поднимаясь к вершине.
Вокруг горы собирались толпы любопытствующих духов (в основном состоящие из
новичков, привлеченных необычным зрелищем). Некоторые провожали Сизифа до самой
вершины горы; они утверждали, что в глазах Сизифа появляется странный блеск, когда
камень, ценою нечеловеческих усилий поднятый в гору, срывается и с грохотом
катится в бездну. На все расспросы, почему он не бросит столь бесполезное
занятие, Сизиф отвечал, что не хочет терять свою роль – в конце концов, нужно
же хоть к чему-то прилагать руки.
Другим товарищем Одиссея был Прометей
[43],
все еще прикованный к скале несокрушимыми цепями. Каждый день к Прометею
прилетал стервятник, чтобы клевать его печень. Камень почернел от потоков крови
титана, льющихся из-под острых когтей и клюва; от разлагающихся кусков печени,
оброненных стервятником, исходил нестерпимый смрад. Судьба Прометея была
непростой загадкой для древних богов. Этот упрямец не собирался отказываться от
своих взглядов, далеко опередивших его век. Освободить его – значило
подвергнуть весь мир великой опасности: по единодушному мнению всех
небожителей, сознание людей еще не было подготовлено к восприятию идеи личной
свободы и всей полноты связанной с нею ответственности. Сам Прометей держался
гордо и вызывающе, отвечая насмешками на увещевания родных и на предложения
богов смириться, образумиться и отречься от своих заблуждений. Было похоже, что
он полностью вошел в свою роль и она пришлась ему по вкусу. В последнее время,
однако, Прометей сделался угрюм и неразговорчив. Даже Одиссею по целым дням не
удавалось добиться от него ни слова. Поговаривали, что единственным другом
прикованного к скале титана является его верный стервятник.
Так однообразной чередой проходили дни, месяцы, годы.
Одиссей скучал. Время от времени вместе с Ахиллесом или Орионом он охотился за
призраком оленя, но эту охоту, конечно, нельзя было сравнить с настоящей: ведь
призрачного оленя невозможно убить. Даже если бы каким-то образом охотникам
удалось поймать этого оленя, его все равно нельзя было съесть.
Внимательно выслушав Ахиллеса, пришедшего к нему за советом,
Одиссей предложил своему другу отправиться к владыке Тартара Аиду
[44],
в мрачные подземные чертоги, где жил царь с царицей Персефоной
[45].
У Аида было немало забот. Во-первых, постоянные конфликты с
Плутоном, недавно ставшим верховным богом в сонме римских подземных божеств.
Плутон давно высказывал идею разделения единой античной Преисподней на две
сферы – греческую и римскую. До сей поры Аид твердо держал власть в своих
руках, не допуская подобного передела подземного мира. Однако за последние годы
Плутон приобрел большую популярность в царстве мертвых. Ему удалось добиться
признания римской автономии. Таким образом Аид потерял контроль над доброй
половиной своих владений. С одной стороны, он был рад этому: хотя латиняне
формально подчинялись ему, у владыки Тартара вечно возникали проблемы с этим
народом, говорящим на непонятном ему языке. Римляне плохо ладили с греками, и
теперь, когда они окончательно отделились, Аид надеялся навести порядок в своем
царстве. С другой стороны, отдав власть над римлянами в руки Плутона, он уже не
мог претендовать на роль верховного античного подземного божества, что ущемляло
самолюбие единокровного брата Зевса.
Во-вторых, Аиду не давали покоя более древние подземные
божества. Семитские, древнеиндийские и иранские боги и богини, постоянно
ссорящиеся друг с другом, сходились лишь в одном: считая греческих богов своими
отдаленными потомками, они претендовали на их владения. Этим древнейшим
божествам удалось скопить достаточно материала, указывающего на прямое родство
между ними и греческими богами. Более того, они утверждали, что греческие боги
снова должны вернуться под их власть. Аиду несколько раз удавалось отсрочить
решающее голосование по этому щекотливому вопросу; однако день всеобщих
перевыборов неотвратимо приближался.
Заботы, заботы… Им нет конца. Ох, и тяжел же ты, венец
владыки Преисподней. А тут еще явились Ахиллес с Одиссеем, требуя
восстановления справедливости…
– Чего вы хотите от меня? – спросил их Аид. –
Там, наверху, у меня уже давно нет никаких связей. За несколько тысяч лет мир
успел перемениться. Прежние боги ушли, теперь появились новые. Знаете, что они
говорят обо мне? «К черту этого старика Аида», вот что они говорят.
– Ну, хоть что-то ты можешь сделать, – ответил
Аиду Ахиллес. – Если же ты настолько слаб, что даже такой пустяковой
проблемы решить не можешь, то сойди с трона и передай власть тому, кто
управится с царством лучше тебя. На Генеральной Ассамблее Глав Эллинических
Царств и Правительств Преисподней я сам подниму этот вопрос. Вот скоро пройдут
новые выборы…
– Эй, подожди, – сказал Аид. – Ни в коем
случае не делай этого. Дай мне подумать… Ты знаешь, кто ее увел?
– Алекто
[46] сказала мне, что здесь
замешан некий демон, – ответил Ахиллес. – Демон – это бессмертный
дух, из эпохи более поздней, чем наша.
– А на чьей он стороне? – спросил Одиссей.
– Алекто что-то говорила мне про силы Зла и Тьмы, но я
так и не смог разобраться, какую из этих сил он представляет.
– Зло… Тьма…– размышлял Одиссей вслух. – Я
полагаю, что это одно и то же. В таком случае мы знаем, куда следует
обращаться… Откровенно говоря, я никогда толком не понимал всей тонкости
различий меж Добром и Злом. Однако в современном мире этим вещам придают
огромное значение.
– Я тоже, – сказал Аид. – По-моему, это
просто новая мода – толковать о добре и зле…
