Тотчас же зашелестели листки, и сотни глаз опустились вниз;
на десятках длинных носов появились очки в деревянных оправах. Люди смотрели –
и не верили своим глазам. Если в программе указано только семь демонов, а на
сцене их восемь, – значит, один из них настоящий! Не нужно быть Фомой
Аквинским, чтобы додуматься до этого. К тому же любой здравомыслящий человек не
может не признать, что высокий, худой «актер», сделавший столь эффектный выход,
был гораздо больше похож на демона (каким каждый его себе представлял), чем
остальные, в своих красных полинявших полотняных костюмах и стоптанных, не по
размеру подобранных туфлях. Только слепой мог не заметить столь очевидных
вещей. Ошеломленные зрители вертели головами, вытягивали шеи, чтобы получше
разглядеть то, что происходит на сцене и, сообразив, что дело нечисто,
вскакивали со своих мест и бежали к выходу.
Восемь демонов! А тут и девятый появился. Рыжий, похожий на
хитрого лиса демон не заставил себя долго ждать. Он бесшумно возник на сцене
прямо из воздуха. На нем был элегантный белый костюм и легкие кожаные туфли,
подобранные в цвет костюма, а на шее был небрежно повязан легкий бирюзовый
платок с нарисованным на нем таинственным знаком (знающие люди могли легко
разгадать тот знак – тибетская мандала!)
[68]
. Это зрелище
привело непривычную к чудесам публику в состояние, близкое к безумию.
– Держись покрепче за это зеркало, приятель! –
крикнул рыжий демон Маку. – Не вздумай его разбить! Такие зеркала – очень
редкие и дорогие вещи, они нередко помогали своим хозяевам в трудную минуту. Теперь
ты сможешь воспользоваться волшебным зеркалом, чтобы удачно сыграть свою роль в
Тысячелетней Войне…
– Нет! – перебил его Мефистофель. – Он не
должен этого делать! Зеркало – один из предложенных ему вариантов…
– А кто ты такой, чтобы указывать ему, что он должен, а
что не должен делать? И что, если он не захочет избрать предложенный тобой
план? Может быть, у него есть собственная голова на плечах.
– В мои планы, конечно, никак не входит навязывать ему
свою волю, – начал оправдываться Мефистофель. Голос его, всего лишь
несколько мгновений назад грохотавший, словно гром, сразу стал мягким и
вкрадчивым. – Я лишь советую ему не заглядывать в волшебное зеркало, ибо
это нарушит чистоту эксперимента, и все труды, затраченные на него, пропадут
зря, к равному неудовольствию сил Света и Тьмы.
Зловещий низкий звук все нарастал, усиливался. Публика,
охваченная суеверным ужасом, вела себя как толпа дикарей. Люди вскакивали,
кричали, делали судорожные движения, бежали куда-то, не отдавая себе отчета,
что они делают. Подхваченный общим стремительным движением, каждый из них
пытался ухватиться за что-нибудь; занавеси, портьеры, золоченые шнуры, длинные
шлейфы дам – все это срывалось, сдиралось, втаптывалось в грязь. Слышался треск
рвущейся материи и ломающихся кресел. То и дело истерично взвизгивали женщины,
когда чьи-то дрожащие руки дергали их за юбку. Позабыв о галантности и правилах
хорошего тона, мужчины теснили, пихали, толкали женщин, стремясь первыми
пробраться к выходу.
Растерявшиеся музыканты громко и нестройно заиграли гальярду
[69]
. Эти звуки привели толпу в полное исступление.
Глава 6
А в это самое время в тихом лесном уголке, под деревом,
сидел гном Рогни, погруженный в размышления. Он обдумывал план мести демону
Аззи. Рогни очень хотелось выдумать что-то совсем необычное и причинить рыжему
демону как можно больше неприятностей. Его личная обида на Аззи еще не была
забыта; к тому же, он испытывал огромное удовольствие, если ему случалось сбить
спесь с какого-нибудь высокомерного и самоуверенного демона. Рогни испытывал
неприязнь ко всем демонам; особенно же он не любил демонов рыжей породы –
остроносых, хитрых, пронырливых, похожих на лисиц; а среди этих последних он
меньше всего был расположен к демону по имени Аззи.
Насолить демону! Рогни собирался сделать то, что на его
месте сделал бы всякий гном, подвернись ему удобный случай. Любая пакость
демону – праздник на душе у гнома. Демоны очень непочтительно относятся к
Маленькому народу; они всячески притесняют гномов и называют их «бурдюками с
ихором». Само собой разумеется, гномы стараются платить демонам той же монетой.
Беда только в том, что в задуманном Рогни деле было много
всяких трудностей и неясностей. Подслушав разговор Аззи с Илит, он так и не
смог понять хода интриги. Было совершенно очевидно, что Аззи что-то замышляет
против Мефистофеля. Но что он собирается сделать? И что он уже сделал? Что
послужило причиной вражды между этими двумя демонами? И что такое, в конце
концов, эта Тысячелетняя Война, из-за которой поднято столько шума? (Гномы
вообще не слишком хорошо разбираются в политике, и даже самые величайшие
события эпохи могут пройти мимо них). Сообщив Мефистофелю о случившемся, Рогни
начал придумывать новый план.
Он сидел на шляпке огромного мухомора – оранжевой, с яркими
желтыми пятнами, – такой мухомор только гном мог съесть без риска
отравиться. Рогни, однако, не интересовали вкусовые качества этого мухомора. Он
не ел, хотя челюсти его двигались непрерывно, словно он что-то жевал. Внимательный
наблюдатель, наклонившись к коротышке-гному, мог бы услышать, как вдохновенно
он скрежещет зубами, и увидеть, как он мелко сучит своими маленькими толстыми
ножками, переживая муки творчества.
– Рассказав об этом Фаусту, – бормотал Рогни себе
в бороду, – а потом еще и Мефистофелю, я здорово насолил Аззи. Но этого
для настоящей мести мало. Я должен выдумать что-то еще… Ну конечно! Я должен
попасть в Эмпиреи
[70]
, где, я слышал обитают Светлые Духи в
своих хрустальных чертогах…
Едва Рогни успел договорить, как, подхваченный ураганной
силой сотворенного им заклинания, он уже летел куда-то – сам не зная, куда…
Часть 7 - Париж
Глава 1
– Где мы находимся? – спросил Мак у Мефистофеля.
– В одном из трактиров Латинского квартала в
Париже, – ответил демон. – Среди студентов я чувствую себя легко и
свободно. Они – мои давние приятели. Из всего рода людского, населяющего
подлунный мир, студенты, пожалуй, наиболее близки к чертям. А Париж,
несомненно, заслуживает названия Города Дьявола. Я думаю, это вполне подходящее
место для начала последнего акта нашей исторической драмы, Фауст.
