Вдруг Сонька сорвалась, резко ухватила арестантку за глотку:
— Всюду лезешь! Все хочешь знать! Но запомни: меньше знаешь — крепче спишь!
* * *
Наступил день, и снова — угольная пыль, разлетающийся во все стороны колотый уголь, нагруженные санки, полная чернота, неожиданно яркий свет, когда выбираешься на поверхность.
Сонька работала на автомате: уголь, лопата, санки, надзиратели, длинная черная яма.
* * *
Под утро дверь барака с треском открылась, и к спящим арестанткам ворвались три охранника.
— Лежать! — закричали. — Никому не двигаться! Оставаться на шконках!
Кто-то из арестанток выкрутил фитиль лампы посильнее, чтоб в бараке стало светло, и охранники начали свою работу. Первым делом они кинулись к Соньке:
— Встать! Мордой к стене!
Воровка послушно выполнила команду, заложила руки за голову. Охранники вывернули наизнанку всю одежду, переворошили матрац, распороли наволочку на подушке, перевернули тапчан, выпотрошили тумбочку. Один из охранников сказал старшему:
— Ничего нету.
— Веди к начальнику, — распорядился тот. — Мы других пошмонаем.
Младший охранник повернулся к воровке:
— Одевайся. Свожу на свидание.
Сонька не спеша стала одеваться, не сводя с Груни тяжелого взгляда.
— Чего смотришь? — взорвалась та. — Думаешь, опять я?! А я не знаю, чего они хотят! — И крикнула старшему охраннику прямо в лицо: — Чего здесь нужно? Чего всех подняли?
— Опосля узнаешь.
* * *
Прапорщик сидел за столом с мрачным, тяжелым лицом. Кроме него, в кабинете находился немолодой лысый господин явно иудейского происхождения. При появлении Соньки оба замолчали, повернули головы к воровке. Она остановилась возле двери, в ожидании посмотрела на мужчин.
— Господин Юровский, — обратился к гостю прапорщик, — вам знакома эта дама?
Юровский тронул плечами.
— Не имею чести знать.
— Это та самая Сонька Золотая Ручка.
— Да, я слышал это имя. А почему, господин прапорщик, если она такая знаменитая воровка, то проживает в поселке на положении вольного жителя?
— Таково предписание суда.
— Какого суда? — взорвался Юровский. — Почему я, честный лавочник, должен каждую ночь или день бояться, что эта дама заберется ко мне в дом и сворует все, что я заработал за все эти годы? А с чего вы взяли, что это не она украла мои деньги?
— По этой причине я ее сюда и вызвал.
— Так посадите ее! Учините допрос с пристрастием, и она выдаст всех своих сообщников!
Солодов посмотрел на Соньку.
— Господин Юровский уважаемый человек в нашем поселке. Он владеет здесь корчмой и двумя продуктовыми лавками. Ночью из его дома украли пятьдесят шесть тысяч рублей.
— Сумасшедшие деньги! Это все, что я заработал на этом проклятом острове! — закричал лавочник. — Моя жена Сима не находит себе места и даже желает повеситься!
— Хотите сказать, — спокойно произнесла Сонька, — что это я украла деньги?
— Нет, вы посмотрите, как она разговаривает! Вы — воровка! На вас клеймо! — Юровский все никак не мог остановиться. — И вы не можете спокойно жить, когда у кого-то имеются деньги!
Воровка выждала, пока он замолчит, прежним тоном сказала:
— Я имею здесь три точки — барак, прииски, теперь шахту. Больше я никуда не выхожу.
— Кто к тебе приходил ночью? — вступил в разговор прапорщик.
— Когда?
— Две ночи тому. Ты сидела с ним возле барака.
— Никого не было.
— Вот видите? — чуть ли не обрадовался Юровский. — Опять врет! Разве она скажет правду?!
— Ты имела ночью разговор с кем-то из арестантов. С кем?
— Не понимаю, о чем вы говорите, господин начальник.
— Значит, так, — поднялся лавочник. — Честные жители Александровского Поста выражают вам, господин начальник, свое неудовольствие и озабоченность таким положением. Мы будем добиваться, чтобы особы, подобные этой Золотой Ручке, пребывали не на свободе, а за толстыми тюремными стенами!
— Но, господин Юровский, — вежливо обратилась к нему Сонька, — с чего вы взяли, что это именно я украла ваши пятьдесят шесть тысяч?
— Видите, она даже запомнила сумму! — воскликнул тот и объяснил воровке: — Украли именно вы! Но даже если не вы, то все равно — вы!.. Потому что вы так живете! Я зарабатываю, вы — воруете! — И, уходя, лавочник плюнул в нее.
* * *
Уставшие женщины еле плелись домой, в барак. Дома предстояло сначала кое-как помыться, затем поужинать и сразу провалиться в сон.
В числе охранников шагал и Николай. Он с трудом определил в растянувшейся череде Соньку, пристроился рядом.
— В поселке говорят, что это ты украла у Юровского деньги, — сказал он тихо. — Целых пятьдесят тысяч.
— Пусть говорят, — усмехнулась воровка и шепотом попросила: — Нужна твоя помощь.
— Говори.
— Найди в мужской половине вора Ржавого Семена, попроси для меня денег.
— Сколько? — так же быстрым шепотом спросил конвоир.
— Сколько дадут. И еще. На эти деньги купи мне солдатское обмундирование.
— Зачем? Ты хочешь бежать?
Сонька вцепилась в его руку.
— Не задавай вопросов. Просто помоги.
— Сейчас зима. Дождись весны. Можно будет попробовать с пароходом. Я точно помогу.
— Не могу ждать. Или подохну, или добьют. Найди Ржавого Семена.
* * *
Посреди ночи дверь в барак распахнулась и бесцеремонно вошел Николай. Громко приказал:
— Сонька! Подъем! Вызывают на разговор!
Женщины заворчали, заворочались, воровка с недовольным видом встала, начала одеваться.
— Кто зовет-то? — подняла голову Груня.
— Господь Бог, — огрызнулся парень и прикрикнул на Соньку: — Живее!
Воровка под конвоем Николая вышла на улицу. Соньку, как и охранника, бил нервный озноб. Николай держал в руках большой сверток. Они свернули в противоположную сторону от виднеющейся тюрьмы, миновали несколько крайних бараков. За ними увязался сторожевой пес, Николай не стал его гнать, придержал при себе.
Вышли за поселок, и охранник передал воровке сверток:
— В карманах найдешь деньги. Все тебе…
— Куда лучше всего бежать?
— Туда, — показал рукой. — Там есть люди. Может, они схоронят тебя. А если нет, то по льду к материку.
