Официант накрыл столик, поставил шампанское, легкую фруктовую закуску и удалился. Юнкер самолично откупорил бутылку, разлил вино по фужерам.
— За милое и приятное знакомство! — воскликнул Горожанский, поднимая бокал. — В моей непродолжительной жизни столь приятного путешествия не было.
Он аккуратно поднес свой бокал к бокалу попутчицы и, чокнувшись, залпом выпил.
— Чем занимаются папенька с маменькой? — поинтересовался юнкер.
— Маменька воспитывает детей, нас у нее трое. А папенька… папенька владеет ювелирными магазинами.
— Ну да, — кивнул офицер. — Это в ваших традициях. Позвольте!
Он налил еще вина и снова поднял бокал.
— Персонально за вас, мадемуазель. Очаровательную, восхитительную, таинственную!
— Вы так торопитесь, что у нас может не хватить вина, — заметила Соня.
— Не хватит в вагоне — купим в Клине, черт возьми!
Он осушил бокал, уставился на Соню.
— Позвольте мне произнести невероятную глупость.
— Произнесите, — улыбнулась Соня.
— Вы настолько восхитительны, что я готов сделать вам предложение. Не сейчас, конечно, но со временем.
— После третьего бокала?
— Нет, ни после третьего, ни после четвертого. Если я сделаю предложение, я перестану пить вино, я буду пить вашу красоту. А сейчас позвольте выпить именно за вашу красоту, Софья Александровна!
— Позволяю.
Юнкер наполнил свой бокал в четвертый раз, вытянулся по струнке и лихо опрокинул вино в один взмах головы.
— Браво, — захлопала в ладоши Софья.
Спустя пару часов юнкер спал, откинув голову на спинку вагонного дивана. Соня сидела рядом, смотрела на редкие тусклые огоньки за окном.
Наконец поезд стал притормаживать. За окнами поплыли огни поярче — станция приближалась. Это был Клин. Соня быстро поднялась, вытащила из-под полки чемодан юнкера, прихватила свою небольшую сумку и вышла из купе.
На перроне проводник, увидев изящную дамочку с вещами, мило удивился:
— Вы решили выйти раньше?
— Да, здесь у меня родственники.
Соня с помощью того же проводника добралась до небольшого здания вокзала, сунула добровольному помощнику маленькую денежку и отправилась на привокзальную площадь.
Ступив на площадь, Соня решительно пошла через толпу, крепко держа чемодан. Неожиданно она увидела прямо перед собой могучего городового и на мгновение растерялась. Но тот доброжелательно улыбнулся, поприветствовав ночную гостью:
— Милости просим в наш прекрасный город!
— Благодарю.
* * *
Поезд дал гудок, готовясь продолжить путь. Из вагона выскочил полусонный и взъерошенный юнкер Горожанский, бросился к проводнику.
— Простите… здесь дамочка… мы находились в одном купе… Вы не видели ее?
— Непременно видел, — заулыбался проводник. — Даже помог поднести чемодан.
— Это мой чемодан! У меня его украли!
— Кто? Прелестная дамочка украла?!
— Куда? В какую сторону она ушла?
— На площадь. Полагаю, за извозчиком.
— Задержи отправление, голубчик! Я мигом! — крикнул юнкер и бросился к станции.
Выбежав на площадь, Горожанский налетел прямо на городового. Вначале опешил, потом обрадовался.
— Милейший! Честь имею, юнкер Горожанский! Тут дамочка… Она украла мой чемодан! Не видел, милейший, дамочку с чемоданом?
— Как это — украла? Дамочка?! — опешил городовой.
— Да, дамочка! Красивая, юная! С чемоданом!
— Так ведь вон она! — показал городовой на извозчика, который как раз привязывал чемодан к своей пролетке. — И чемодан — вот он!
— Мой! Это мой чемодан! — закричал юнкер и понесся к пролетке.
Городовой грузно побежал следом.
Горожанский подбежал к извозчику, дернул его за руку.
— Голубчик! Слышь, голубчик… это мой чемодан!
— Это как так? — недоуменно посмотрел на него мужик.
— Мой! Его у меня украли, увели! Из купе!
— Извините, ваше благородие, — уверенно произнес извозчик и убрал руку юнкера со своей руки, — чемодан этот не ваш, а дамочки.
— Какой дамочки?! Она у меня его украла!
— Не могу знать, — стоял на своем кучер. — Дамочка принесла чемодан, значит, дамочка и хозяйка.
— Молчать! Не разговаривать! — вдруг взорвался городовой. — Слыхал, Михеич, что говорит господин юнкер?! Где эта самая дамочка?
— В повозке, где же еще она может быть! — смягчился извозчик.
В это время из повозки выглянула улыбающаяся Соня, весело крикнула:
— В чем дело, господа?! Что-нибудь случилось?
— Она… Точно она, — шепнул юнкер городовому и бросился к дамочке. — Вы узнаете меня, мадемуазель?
— Конечно, юнкер. Что стряслось?
— Вы… вы… — Горожанский не мог произнести в лицо девушке слова обвинения, поэтому обратился к городовому: — Объясните, любезный, мадемуазель, что «стряслось».
Тот выступил вперед, откашлялся.
— Господин юнкер утверждает, что вы украли его чемодан.
— Вы это утверждаете? — Пиза Сони округлились.
— Да, я это утверждаю. Потому что это мой чемодан.
— Вы с ума сошли! Который? — Соня выбралась из повозки. — Этот?
— Именно.
— Но это мой чемодан, господин юнкер! — воскликнула девушка. — Как вам не стыдно лгать? — И кокетливо добавила: — Или вы хотите таким образом удержать меня?
— Это… чемодан… мой… — внятно и вразбивку произнес Горожанский. — И удерживать вас теперь я вовсе не собираюсь.
— Зря.
— Отвязывай чемодан, Михеич, — распорядился городовой, — показывай содержимое.
Извозчик не спеша исполнил приказ полицейского, поставил чемодан на землю. Присутствующие склонились над ним.
— Открывай, — распорядился городовой и повернулся к юнкеру: — Что в вашем чемодане, юнкер?
— Сорочки, парадный мундир, хромовые сапоги.
— А в вашем, мадемуазель?
— Несколько платьев, обувь, кофточки, пеньюар.
Михеич открыл чемодан, и все увидели лежащий сверху парадный мундир юнкера, сорочки, сапоги…
— Боже! — всплеснула руками Соня. — А где мой чемодан?
— Вы утверждали только что, будто это ваш чемодан! — взъерошился Горожанский.
— Мой! Потому что у меня точно такой. — Девушка расплакалась. — Господин городовой, где мой чемодан?
