— Так, может, посидим, поговорим, — обрадовалась пани. — Я разожгу камин, согрею чаю. Оставайтесь ночевать, Сура… Простите, Соня. Я помню, что вы не любили свое имя.
— В следующий раз. — Девушка взяла руку немолодой женщины, поцеловала. — Я нашла вас и теперь не потеряю. Я к вам обязательно вернусь, пани.
— Адрес хоть помнишь? У вас, молодых, память дырявая. — И напомнила: — Обводный канал, дом шестнадцать.
— Помню, спасибо!
Сонька еще раз поцеловала руку пани и быстро покинула комнату.
* * *
Три повозки лихо неслись в сторону города. Дождь не унимался, ветер швырял вслед ездокам грязь и старые листья.
Всю дорогу Сонька задумчиво молчала, Арон тревожно посматривал в ее сторону. Не выдержал, спросил:
— Кто там был? Кого увидела, Сонь?
— Свою прошлую жизнь, — тихо произнесла она.
— Кого-о?
— Жизнь, в которую уже не вернешься.
— Ничего не понял.
— И не надо. Это мое.
— А добычу почему не велела брать? Красавчик даже разозлился. Да и товарищи недовольны.
Сонька повернулась к нему, внятно сказала:
— Запомни, дурачок: из былой жизни, так же как с кладбища, ничего с собой уносить нельзя. Это смертельный грех, Арон.
* * *
День был пасмурный, в окна бил мелкий дождь. Сонька сидела в глубоком кресле, завернувшись в шаль. Услышала громкий стук сапог в прихожей, с улыбкой пошла навстречу — домой вернулся Арон. Он был крепко пьян. Девушка попыталась обнять его, он грубо оттолкнул ее, в сапогах протопал в глубину квартиры. Сонька двинулась следом.
— Ты чего?
— Устал! Мужик имеет право устать или нет? Поэтому не приставай.
Он прошел к дивану, со всего маху рухнул на него. Девушка присела рядом.
— Ты опять пьяный?
— Не пьяный, а выпивши.
— Тебе не надо пить, Арончик.
— Это почему?
— Отец моего ребенка должен быть трезвым и добрым.
От неожиданности Арон даже приподнялся.
— Это какого такого ребенка?
— Нашего. У нас с тобой скоро будет мальчик. Или девочка.
Парень удивленно уставился на нее.
— А с чего ты взяла, что это мой ребенок?
— А чей?
— Откуда мне знать? Может, Левита Лазаревича. У тебя с ним особые шашни.
— Что ты сказал?
— То, что слыхала!
Арон встал, его сильно покачивало.
— Вот что, Сонька Золотая Ручка, ты мне не жена, я тебе не муж. И чужих детей я растить не намерен!
Сонька тоже поднялась.
— Это такие твои слова?
— Это такие мои слова. По тебе, может, проехались все наши «товарищи». Вся воровская шайка!
И тут Сонька ударила его — сильно, по морде, со всего размаха.
От такого финта Арон даже опешил, но тут же взревел, ринулся на девушку и швырнул ее на пол. Он избивал ее по-пьяному жестоко и долго. Она закрывала лицо, подгибала колени, чтобы удары не достигли живота, не кричала, а лишь уворачивалась и надсадно стонала.
* * *
Самый богатый в городе ювелирный магазин Карла фон Меля располагался именно здесь, на Фонтанке.
В полдень возле него остановилась карета о двух лошадях, из нее, поддерживаемая сутулым лакеем, вышла шикарная дама с опущенной на лицо изящной вуалью и направилась в магазин. Дамой была Сонька, а в роли лакея выступал не кто иной, как вор Красавчик. Он остался ждать Соньку на улице, незаметно подмигнув сидевшему на кучерском сиденье Улюкаю.
Сонька, как только вошла в магазин, была немедленно встречена вышколенным продавцом, который помог ей снять дорогую шубу и препроводил к высокому худощавому Карлу фон Мелю, хозяину означенного заведения.
— Милости просим, сударыня, — вежливо раскланялся немец и поинтересовался с очевидным акцентом: — Что привело вас в наш магазин: любопытство или желание что-нибудь приобрести?
Сонька небрежно протянула ему визитку, тот удивленно развел руками.
— Вы — супруга доктора Лифшица? Самого знаменитого в городе психиатра?
Посетительница высокомерно промолчала, не спеша, прошлась вдоль прилавков.
— Желаю посмотреть, а потом приобрести. Покажите последнюю вашу коллекцию, — мило грассируя, велела она.
— Колье? Кольца? Броши? — Фон Мель был приятно удивлен уровнем запроса.
— Все, что имеется.
Немец с удовольствием принялся доставать самые дорогие и модные украшения, выкладывать их перед богатой клиенткой. Соня внимательно и придирчиво изучила предложенное, кое-что не приняла и отодвинула в сторону, оставив два колье, три кольца и три очень дорогие броши, сплошь усыпанные бриллиантами.
— Я это беру.
— Сумма приличная — тридцать тысяч рублей.
— Вы не расслышали?
— Простите. Как желаете платить? — вежливо изогнулся заинтригованный хозяин магазина. — Наличными или по счету?
— По счету. По счету моего мужа, Лифшица Самуила Эмильевича.
— Когда прикажете доставить покупку?
Соня взглянула на крохотные изящные часики.
— Сегодня, к трем дня. Адрес в визитке указан.
Продавец тут же помог ей надеть дорогую шубу.
Карл фон Мель самолично пожелал проводить молодую покупательницу до выхода. Красавчик помог Соньке сесть в карету, Улюкай ударил по лошадям, и карета понеслась в сторону Невского проспекта. Хозяин лавки, доверчивый немец Карл фон Мель, смотрел ей вслед ласково и благодарно.
* * *
Доктор, обладатель изящной профессорской бородки, смотрел на печальную юную посетительницу с пониманием и сочувствием. Она понуро сидела на краю кресла.
— Я много моложе своего мужа, — рассказывала Сонька. — Разница более тридцати лет. И он изводит меня, изводит бесконечно: ревностью, подозрениями, скаредностью! Он болен. Очень серьезно болен. Психически. Он патологически жаден. Вы не можете себе представить, что с ним начинает твориться, когда речь заходит о деньгах! Ему кажется, будто я транжирю их направо и налево, будто покупаю дорогие украшения, дарю их подругам, любовникам, просто случайным господам… Он способен ворваться к совершенно незнакомым людям и требовать оплаты каких-то счетов, к которым я не причастна! — Соня не выдержала, расплакалась. — Я не в состоянии с ним больше жить, он изводит меня. Мне стыдно выходить с ним в свет! Прошу вас, доктор, обследуйте его, вылечите. Я ведь по-настоящему люблю его. Но болезнь мешает мне чувствовать его как человека, как мужчину, как единственного моего господина…
