К вагону подошли два простовато одетых человека, предъявили проездные документы и скрылись за дверью. У одного из них был глубокий розовый шрам через все лицо.
— Не нравятся мне эти господа, — заметила Сонька. — Мутные какие-то.
— Мне тоже, — согласился вор. — Но мало ли на белом свете людей, которые нам не нравятся?
Раздался удар вокзального колокола, проводник громко сообщил пассажирам:
— Господа, прошу пройти в вагон! Через три минуты отправляемся!
— Не боишься ехать с такими деньгами? — негромко спросила Сонька.
— А кто знает, что это деньги? Так, коробки, завернутые в бумагу. Может, в них макароны или сыр швейцарский.
— Будь осторожен. Красавчик.
Сонька и Красавчик расцеловались, вор запрыгнул на подножку, махнул подруге на прощанье и потом долго смотрел, как она шла вдоль состава, тяжелая и неторопливая.
* * *
Миновала полночь. Состав ровно шел на приличной скорости, вагон раскачивало, колеса довольно ощутимо стучали под полом.
Красавчик лежал на полке, дремал. Неожиданно в дверь его купе постучали.
— Кто? — Он поднялся, открыл дверь, увидел перед собой одного из тех мужчин, со шрамом на лице, что садился в вагон с напарником, и тут же получил сильный удар в лицо.
— Вы чего, суки? Я вор! Вас же найдут и прикончат!
Он сумел удержаться на ногах, изо всех сил навалился на ударившего, но в этот же момент на Красавчика набросился второй человек — они закрыли дверь и принялись бесшумно избивать упавшего на пол вора.
* * *
Было раннее утро, на улице шел густой, непрекращающийся дождь. Сонька стояла у окна, смотрела на пустую мокрую улицу, на редких господ с зонтами, на проносящиеся пролетки. Она смотрела в окно и тихонько плакала. Нет, не от уныния или другого расстройства. Она плакала, потому что была одна — в этой гостинице, в этом городе, в этом мире. И еще, наверно, от какого-то предчувствия.
Живот у нее был большой, вот-вот готовый к освобождению.
Томясь от скуки и безделья, девушка, переваливаясь по-утиному, вышла из номера, двинулась по гостиничному коридору. Коридор был длинный, тихий — ни души. Сонька не спеша шагала по мягким коврам, бросая внимательные взгляды на двери номеров. Увидела, что одна из дверей приоткрыта, и, осторожно толкнув ее, прошла в номер.
Номер оказался совсем небольшим, однокомнатным. Сонька вошла в комнату и неожиданно для себя увидела человека, спящего за столом: это был юноша. Спал он крепко, положив голову на руки. В руке молодой человек держал пистолет. Она подошла к нему, прислушалась. После этого воровка открыла дверцу платяного шкафа, отчего та довольно громко скрипнула. Сонька напряглась: молодой человек продолжал спать. Девушка вытащила из кармана пиджака купюру небольшого достоинства. Прошлась по другим карманам, но ничего стоящего не обнаружила. Она вернулась к молодому человеку и тут обнаружила на столе, рядом с лицом спящего, записку, написанную по-русски. Сонька тихонько взяла ее, начала читать.
Дорогая любимая мама. Я очень виновен перед тобой и перед моей дорогой сестрой Дуняшей. Я — падший человек. Триста марок, которые ты выдала мне на покупку лекарства для Дуняши, я бессовестно проиграл в игорном доме. Возвращаться домой, смотреть вам в глаза у меня нет сил. Поэтому я решил покинуть этот свет. Простите меня, если можете, и прощайте.
Ваш любящий сын и брат Дмитрий.
Сонька сложила записку вчетверо, порвала на мелкие кусочки. Пистолет она сунула в свой карман, после чего из другого кармана достала пятьсот марок, положила их на стол перед лицом спящего. Взяла со стола листочек бумаги, карандаш и быстро написала:
Дорогой Дмитрий! Забудь дорогу в игорный дом. Иначе все закончится крайне печально.
Сонька Золотая Ручка.
И тихонько покинула номер.
Сонька сделала всего несколько шагов по коридору, когда живот вдруг стали сводить судороги. Она опустилась на корточки, изо всех сил пытаясь удержать крик, но все-таки не, выдержала и закричала пронзительно и громко.
* * *
Пароход был огромный, трехпалубный. Его бока отражали яркое солнце, отчего пароход казался ослепительно белым. Погода была теплой, и пассажиры прогуливались по палубам, раскланиваясь друг с другом.
Сонька стояла на верхней палубе, любовалась бесконечным морским горизонтом, улыбалась младенческому личику, выглядывающему из кружевного конвертика. К ней приблизился молодой черноволосый господин в белоснежном костюме. Он галантно склонил голову, по-французски, хоть и с явным итальянским акцентом представился:
— Pardonez-moi, je m'appel Silvio Ventura.
— Софья, — мило улыбнулась в ответ Сонька.
— Сын, дочь?
— Дочь. Михелина.
— Неожиданное имя.
Девушке мгновенно бросились в глаза изящные перстни на его пальцах и крупный бриллиант в золотой оправе, висевший на шее.
— В память о муже, — сказала она. — Мужа звали Михель.
— В память? — вскинул брови Сильвио. — Он умер? Погиб?
Девушка секунду помолчала, печально произнесла:
— В доме случился пожар, Михель спасал меня и будущего ребенка. Мы остались живы, он погиб.
— Примите мои соболезнования.
— Благодарю.
Оба замолчали, глядя на синеву моря, и Сильвио снова поинтересовался:
— После случившегося вы решились на путешествие в одиночестве?
— Почему в одиночестве? — удивилась Сонька. — Со мной дочь. А кроме того, здесь очаровательные воспитанные люди.
— Я неточно выразился, — несколько смутился итальянец. — Видимо, после случившегося вам необходимо было отвлечься, развеяться.
— Это правда, — согласилась девушка. — Находиться под гнетом тех событий — выше всяких сил.
Малышка вдруг забеспокоилась, и мать немедленно отвлеклась от разговора с итальянцем, заулыбалась ребенку:
— Что случилось, маленькая? Тебя нужно переодеть? Сейчас я это сделаю. — Она взглянула на Сильвио, извиняюще опустила глаза. — Я вынуждена вас покинуть. Простите.
— Понимаю. Но, надеюсь, это не последняя наша встреча?
— Корабль маленький, все на виду. Непременно встретимся. — Сонька торопливо покинула палубу.
* * *
Сонька и ее новый знакомый Сильвио сидели в корабельном баре за дальним столиком и негромко беседовали. Итальянец был в подпитии.
— Вы знаете обо мне все, — с некоторым укором сказала девушка. — Я же о вас ничего.
— А что вы хотели бы узнать?
— Вы — итальянец?
Сильвио рассмеялся:
