— Куда госпожа велит взять меня?
— В отель. Недельку поживешь там.
Горелов мечтательно прикрыл глаза:
— В хорошем отеле я не живал, почитай, уже лет пять. Теперь все больше на Хитровом рынке.
— Вот и вспомнишь хорошие времена, штабс-капитан. Да еще денежек получишь, — улыбнулась Сонька и двинулась дальше.
Один из воров подтолкнул штабс-капитана в худую спину и тот с некоторым сомнением поплелся следом.
* * *
На следующий день Настена, причесанная и приодетая на свой вкус, послушно сидела в номере Соньки с младенцем на руках, ждала хозяйку. Здесь же присутствовал мрачный Шило и один из вчерашних воров.
Открылась дверь, и в прихожей возник мятый, мелко трясущийся штабс-капитан в сопровождении здоровенного вора.
— Прошу великодушно понять и помочь, — произнес Горелов, обращаясь к Шилу. — Срочно следует опохмелиться. Внутренности просто-таки пылают…
— Сейчас еще рожа твоя запылает, — мрачно пообещал тот. — Вот как всех допек!
— Но ведь менять образ жизни — дело труднейшее, господин хороший. Вам лично не приходилось экспериментировать подобным образом?
— Такого слова не понимаю, — ответил Шило, — но опять же образ твоей рожи поменять обещаю. — И он пожаловался присутствующим: — Всю ночь буйствовал, гад.
При появлении в гостиной Соньки все затихли, а штабс-капитан и Настена даже привстали.
— Рад вас лицезреть, мадемуазель, — щелкнул каблуками штабс-капитан.
Она снисходительно кивнула, внимательно осмотрела «новобранцев».
— Прошу прощения, — склонил голову штабс-капитан, — как прикажете величать нашу госпожу?
— Софья Буксгевден.
Такому имени удивились даже воры, а штабс-капитан почесал затылок и признался:
— Имя запомню, а фамилию никак… Сложно, мадемуазель.
— Для тебя, штабс-капитан, я просто дочка.
— Вы — моя дочь?
— Да, дочь Софья. Можно — Софочка.
— Прелестно. Подарок судьбы.
— Сейчас переодеться, — велела Сонька, — а вечером променад по Тверской.
— Госпожа, я, кажись, одета, — с некоторым недоумением произнесла Настена.
— Негоже одета, — жестко ответила Сонька. — Кормилица моей дочери должна быть одета надлежащим образом.
— Как я поняла, ваша дочь… это моя дочь? — неуверенно предположила Настена.
— Верно поняла. — Сонька перевела взгляд на штабс-капитана. — Тебе тоже надобно переодеться, штабс-капитан.
— Кем прикажете быть?
— Генералом.
— Я — генерал? Шутите, мадемуазель?
— Ты считаешь, что мой отец не может быть генералом?
— Никак нет, доченька! — Штабс-капитан немедленно вошел в роль. — Только генералом! И ты убедишься, твой отец достойный и мужественный офицер! — И тут же потребовал, обращаясь к ворам: — Ну-ка, подать мой мундир!
— И мое платье тоже! — поддержала его Настена.
Один из воров достал из чемодана генеральскую форму, затем одежду для бонны, и оба стали с интересом рассматривать обновку, примерять ее.
— Господи боже мой, — бормотал штабс-капитан. — Мечта, моя мечта сбылась. Наконец-то я генерал! Это неправда, это сон, это подарок судьбы! Мне даже денег за это не нужно.
— А мне деньги нужны, — оборвала его Настена.
— Мне тоже. Это я так, оговорился.
Штабс-капитан повернул счастливое лицо к Соньке, виновато попросил:
— Ах, если бы для полного счастья хотя бы шкалик водочки…
— Генералы, штабс-капитан, не пьют. Поэтому дождись, когда снова станешь штабс-капитаном.
— Слушаюсь и повинуюсь, мадемуазель!
* * *
В вечернее время Тверская была довольно популярной. По проезжей части проносились пролетки, повозки, кареты, фаэтоны. По тротуару прогуливалась праздная публика, желающая показать себя и поглазеть на других. В этой толпе двигалось «семейство» Соньки — одетый в генеральскую форму штабс-капитан и Настена в широком сатиновом платье, толкающая перед собой колясочку с ребенком. Сзади на приличном расстоянии их караулили воры во главе с Шилом.
Штабс-капитан гордо вышагивал впереди, бонна млела оттого, что вокруг много богатой, нарядно одетой публики. Прохожие почему-то с ними раскланивались, принимая, видимо, за знакомых, и от этого было хорошо на сердце.
* * *
Вечером следующего же дня штабс-капитан при полном генеральском параде и Настена с ребенком на руках внимательно наблюдали за тем, что делала Сонька.
Она взяла тяжелую телефонную трубку, попросила телефонистку:
— Прошу магазин Хлебникова на Петровке… — Она подождала, когда ее соединят, и радостно, на чистом русском воскликнула: — Здравствуйте, господин Хлебников! Это графиня Шереметева. Баронесса Софья Буксгевден из Курляндии не у вас? Да, она должна была к вам приехать. У нее день ангела! Напомните, пожалуйста, баронессе, что Шереметевы с нетерпением ждут ее к ужину. Она такая забывчивая! Благодарю… Что? Да, я непременно к вам тоже на днях загляну. Что подготовить для меня? О, вы же знаете мои аппетиты! — Сонька весело рассмеялась. — Боюсь, у вас не хватит драгоценностей, чтобы удовлетворить мои желания! Благодарствуйте.
Она положила трубку, обвела внимательным взглядом подельников.
— Сейчас выезжаем. И предупреждаю — никаких фокусов. Все знаете, обо всем предупреждены, во все посвящены.
— А деньги когда? — поинтересовалась Настена.
— Деньги вам отдадут.
— А как обманут?
— Не обманут-с. Это мое слово — слово Соньки Золотой Ручки.
— Определенно не обманут-с! — подтвердил штабс-капитан, ошарашенный тем, что перед ним сама «Золотая Ручка». — Это гарантия-с!
* * *
К магазину лихо подкатила дорогая карета. Кучер — не кто иной, как Шило, — вышколено спрыгнул на землю, помог выйти из кареты сначала генералу, затем бонне с ребенком на руках и, наконец. Соньке, одетой в неброский, но изысканный костюм.
Вся компания направилась к двери магазина, которую предупредительно распахнул могучий швейцар-охранник.
Хозяин магазина, крупный, несколько высокомерный мужчина, с довольной улыбкой встретил семейство Соньки, галантно поцеловал ей ручку.
— Милости просим, госпожа…
— …баронесса Софья Буксгевден, — сообщила Сонька с довольно ощутимым акцентом.
— Вами интересовалась графиня Шереметева, — сказал ювелир.
— Она здесь? — оживилась баронесса Сонька.
— Нет, они ждут вас к ужину.
