Что-то у него не получалось, он пару раз огрел лошадей, те фыркали, нервно гарцевали на месте.
— Господин хороший! — махнул Шило продавцу. — Ну-ка, подмогни!
Тот нехотя вышел из кареты, подошел к извозчику.
— Держи тут, — показал Шило. — Теперь подтягивай. Сильнее подтягивай!
Продавец ухватился за подпругу, стал тянуть ее, и в этот момент Шило ударил его по голове. Парень рухнул на землю, извозчик тут же оттащил его в неглубокую придорожную канаву, вскочил на облучок, и карета понеслась дальше.
* * *
Допрос вел молодой следователь, злой и въедливый. Он расхаживал по кабинету, внимательно изучал задержанных. Кроме Горелова и Настены, в полицейском участке находился также хозяин ювелирного магазина, потрясенный и растерянный. Штабс-капитан с напарницей чувствовали себя спокойно, почти не боясь наказания.
— Вы — штабс-капитан Горелов? — вел допрос следователь.
— Так точно! Разжалован! Сражался на Кавказе, имею три ранения! Пью-с.
— Вам раньше была известна гражданка, именующая себя баронессой Софьей… — он заглянул в бумажку, — Софьей Буксгевден?
— Никак нет-с! Имел честь познакомиться с баронессой на Хитровом рынке-с!
Следователь посмотрел на Настену.
— Вы?
— А чего я? У меня младенец, мне кормить его нечем.
— Она молчала, — вмешался хозяин магазина. — Генерал больше всего старался. Ни дать ни взять — артист.
— Они оба артисты, — усмехнулся следователь и снова обратился к штабс-капитану: — Как она вам представилась?
— Вначале как баронесса Софья… эта самая…
— Буксгевден.
— Так точно! Потом сообщила, что она Сонька Золотая Ручка.
— Вы подтверждаете это? — спросил следователь Настену.
— Так и назвалась, — повела крутыми плечами та, — Сонькой. — И попросилась: — Отпустите, мне надобно младенца перепеленать.
— Успеешь… — Следователь в задумчивости походил по кабинету, повторил: — Значит, Сонька Золотая Ручка в Москве?
— Кто такая? — поинтересовался хозяин ювелирного магазина.
— Воровка. Знаменитая воровка, гастролер, — молодой человек улыбнулся. — Так что вы теперь на особом счету, Сонька по-мелкому не работает. — Он снова помолчал, спросил штабс-капитана: — В каком отеле она остановилась?
— Не имею возможности помнить! — бодро отрапортовал тот. — Привезли в карете, отвезли в карете. А нумера ведь во всех гостиницах на одно лицо.
— Опишите, как выглядит.
— Нумер?
— Баронесса.
Горелов пожал плечами:
— А что описывать? Невысокая, черненькая, ладно одетая… Можно сказать, красивая. Даже очень, — он засмеялся. — Бесенок в ней все время вертится. И еще добрая очень, жалостливая.
— Я это почувствовал, — хмыкнул хозяин лавки.
— Не к вам добрая, — объяснил штабс-капитан. — К тому, кто победней. А какой резон вас жалеть? Для вас, господин хороший, потерять двадцать тысяч — все одно, что мне или вот ей, — он кивнул на Настену, — рупь потерять.
— Судить вас будут, — заявил следователь, садясь за стол и делая какие-то заметки. — Как соучастников.
— А куда денешься? — засмеялся штабс-капитан. — Всех рано или поздно будут судить. Кого здесь, кого там.
— Отпустите меня, — стала плакать Настена. — Я ведь молчала. У меня младенец на руках. Он-то при чем? Он-то вообще ничего не понимал. Плакал только. Отпустите…
— Отпустите ее, — попросил хозяин магазина. — Я походатайствую, как потерпевший. А вот генерала-артиста судить надо непременно.
— Так точно! — согласился тот, щелкнув каблуками. — Но мундир прошу оставить при мне! Так и пойду по тракту, звеня наградами и сверкая эполетами.
* * *
Ночь выдалась ветреной и сырой. Шел мелкий дождь, ветер гнал желтеющие листья, грязь комьями летела из-под колес. Экипаж, запряженный двумя лошадьми, остановился возле полицейского участка, из него выбралась молодая женщина — это была Сонька — и без всякого сопровождения двинулась к дверям полиции.
На стук вышел сонный дежурный, совсем парнишка, и нелюбезно спросил:
— Чего надобно?
— У меня просьба, господин полицейский. По делу задержанного штабс-капитана Горелова.
— Приходи утром. — Полицейский попытался закрыть дверь.
Сонька придержала ее.
— У меня к тебе разговор, парень.
— Кто такая? — не понял полицейский.
— Впусти, поговорить надо.
— А ежели я тебя заарестую?
— Может, для того я и пришла.
Парень подумал, согласился:
— Ну, заходи. Но гляди — шалить тут не положено. Враз угодишь в каталажку.
Девушка вошла в сумрачно освещенное помещение, до слуха доносился храп кого-то из арестантов, в ведро текла из прохудившейся крыши вода.
Полицейский сел за стол, выкрутил лампу посильнее, строго предложил:
— Ну, излагай. У кого воровала, зачем явилась?
Сонька помолчала, достала из сумки плотный пакет, положила на стол перед парнем.
— Чего это? — не понял тот.
— Деньги.
— Деньги? Все это деньги? — парень удивленно смотрел на ночную гостью. — Чего так много?
— Выкуп.
— За кого?
— За отца. Который сидит.
— За генерала, что ли? За артиста? Ничего не понимаю, — парень даже затряс головой. — Чего явилась-то?
— Принесла деньги. Двадцать две тысячи триста рублей.
Лоб полицейского взмок.
— Для чего?
— Для того чтоб отпустили отца.
— Не, это не я… Не со мной. Это завтра с самого утра. Проснется начальство, пусть само думает. — Он решительно отодвинул от себя пачки с деньгами. — Бери свои деньги и ступай, откуда пришла.
Сонька неотрывно смотрела на молодого полицейского.
— Чего смотришь? — спросил он.
— Ювелирный магазин Хлебникова на Петровке знаешь?
— Ну, слыхал. Слыхал, что ограбили.
— Не ограбили. Деньги, вот они.
— И чего я должен с ними делать?
— Пересчитаешь и передашь начальству.
Полицейский находился будто под гипнозом.
— Чего хочешь от меня?
— Впусти сюда отца, хочу взглянуть на него.
— Не положено. Отец твой подследственный.
— Позволь хоть одним глазом глянуть на родного отца, парень. Без сердца ты, что ли?
