Сонька и ее молодая соседка не спали. Они разговаривали тихо, почти шепотом.
— А за что тебя, Катя? — спросила воровка.
— Убила, — печально усмехнулась девушка.
— Кого?
— Мужа.
— Любила?
— И сейчас люблю.
— За что убила?
— За измену. Пришла домой, а он в койке с другой. Взяла нож и зарезала.
— Пойдешь на каторгу.
— Знаю. Пожизненную.
Помолчали.
— А ты? — посмотрела на Соньку Катя.
— Воровка.
— Ты — воровка?!
— Не верится?
— Никак… По виду барыня. Графиня.
Сонька тихонько рассмеялась:
— Была и барыней, и графиней. Кем только я не была.
— А зовут как?
— Софья.
— Красивое имя. Я в детстве почему-то хотела быть Софьей.
Воровка посмотрела на спящую на полке тетку.
— Кто она?
— Она? — переспросила Катя. — Полина Бугай. Вообще-то, она не баба. Мужик! Увидишь, будет приставать к тебе.
— Не будет. Она еще не знает, кто я такая.
— Она тоже воровка, домушница. Ее все арестанты не любят.
Полина Бугай зашевелилась на полке, подняла голову:
— Эй вы, швабры! Заткнитесь! Дрыхать мешаете!
Девушки замолчали.
* * *
Арестантки еще спали, когда дверь с треском открылась и на пороге возник хмельной конвоир.
— Подъем! — заорал он. — Подъем, шмохи! Кто тут Сонька Золотая Ручка?
Женщины спросонья удивленно смотрели на парня, не понимая, чего от них хотят.
— Сонька Золотая Ручка! — снова заорал конвоир. — На выход!
Сонька нехотя поднялась, спросила:
— Что нужно?
Тот измерил ее взглядом с головы до ног и переспросил:
— Ты, что ли?
— Ну, я. Чего хотел?
— Начальство желает видеть! Пошли!
Покидая клеть, воровка оглянулась, уловив на себе недоуменные взгляды товарок. Особенно поражена была приподнявшаяся на локте Полина Бугай.
Под конвоем Сонька прошла через несколько вагонов в начальственное купе.
Оно представляло собой ту же самую клеть, только с мягкой постелью, столиком и большим окном. На столике стояли бутылки из-под водки, закуска, грубо нарезанный хлеб. На полке сидело трое выпивших конвоиров, старший из которых при виде Соньки оценивающе цокнул языком и сказал друзьям:
— А ничего девка. Симпатичная… — и с недоверием уточнил: — А может, врешь, что Сонька? Может, самозванка?
— Может, и самозванка, — ответила она и спросила: — Могу присесть?
— Даже вполне!
Мужики сдвинулись, образовав место для дамы, и старший взял бутылку.
— Деловая баба! Выпьешь?
— Не пью.
— Понятное дело. Как можно пить, когда кандалы на руках?!
Конвоиры рассмеялись, чокнулись алюминиевыми кружками.
Сонька окинула быстрым взглядом одежду старшего, увидела выступающий из его кармана изящный нож с цветной наборной рукояткой.
— Вот, допустим, ты и есть самая настоящая Сонька Золотая Ручка, — продолжал лидировать старший конвоир. — А я не верю. Чем можешь доказать?
— Суд докажет.
— До суда надо еще доехать. Ау нас ведь тут свои законы. Не понравишься ты, допустим, Польке Бугаю…
— …или, наоборот, очень даже понравишься! — вставил второй конвоир под дружный хохот.
— Хоть то, хоть другое — все одинаково погано. И обнаружим мы тебя придушенной в уголочке клети.
— В клети четыре уголочка, каждому найдется место, — усмехнулась Сонька, поплотнее придвинулась к конвоиру и как бы невзначай облокотилась о его бок, поближе к ножу.
Старший конвоир налил полстакана водки, поставил перед воровкой.
— Пей, жизнь сразу станет веселее.
— Для меня она и без водки веселая. — Девушка подвела скованные руки к самому его карману, одной рукой аккуратно извлекла нож и переложила во вторую.
Мужчины выпили, и один из них, заметно опьянев, попросил:
— Если ты та самая Сонька, чухани-ка у нас чего-нибудь.
Она улыбнулась, показала скованные руки:
— Сними кандалы, покажу.
От дружного хохота конвоиров дрогнули стены.
— Умная, сучка! Без кандалов ты даже портки с нас снимешь!
Старший некоторое время внимательно изучал лицо девушки, одобрительно причмокнул губами:
— Хорошая. Если б не воровка, женился бы. Нерусская, что ли?
— Еврейка.
— Я так и понял. А чего ж, ежели еврейка, воровать стала? Ваш народ вроде не ворует. Надурить — запросто, а чтоб воровать — это только наши.
Лицо Соньки стало жестким:
— Знаешь, что такое черта оседлости?
— Ну.
— Никогда не жил там?
— А с какого хрена? Я ведь русский! Это вам, евреям, и прочей нечисти приближаться к нам не велено.
— Вот потому и стала воровать.
— Ты, Сонька, не засирай нам мозги, — вмешался тот конвоир, что привел ее. — Мы эти штуки знаем: поначалу разжалобишь, а там глядь — карман пустой. Все дотла, ширмачка, выгребла… — Он поднялся и скомандовал: — Марш на место!
Воровка опустила руки и послушно двинулась на выход.
* * *
Когда Сонька вошла в свою клеть, ее встретили дружным вопросительным молчанием. В глазах Кати светился восторг.
Воровка спокойно оглядела женщин, направилась к полке, на которой восседала Полина Бугай.
— Освободи место, — приказала она коротко и жестко.
У той округлились глаза.
— Чего вякнула, шваняйка? — Она поднялась, надвинулась на Соньку. — Отскочь, пока цела!
Сонька взяла двумя руками сворованный ножик и приставила его к отвисшему животу тетки.
— Прирежу.
Полина опустила глаза, увидела лезвие, напряглась.
— Умом рехнулась, что ли?
— Пошла на свое место!
— Я… на своем.
— К двери, шмоха! Там теперь твое место!
Тетка на неверных ногах покорно протолкалась на указанное место и тут же опустилась на пол. Сонька посмотрела на других авторитетных арестанток, занявших полки, и распорядилась:
