Прапорщик все-таки присел на стул, полушепотом стал рассказывать:
— Я мадам Соне готовил другой побег. Она должна была подпилить прутья и бежать через окно. В таком случае внизу ее ждал бы экипаж. Я даже договорился с нужными людьми. Но у мадам нет сил, чтобы справиться с решеткой. Остается единственный путь — подкупить надзирателей. И двое дали согласие.
Прима налила из графина воды, сделала глоток.
— По-моему, вы несете полную чушь. Вам нужны деньги?
— Да.
— Сколько?
— Много. Каждому по двести рублей. У меня таких денег нет, я всего лишь прапорщик.
Табба с насмешкой смотрела на него.
— Вы полагаете, я вымогатель? — забеспокоился Глазков. — Я иду на это исключительно из чувств к вам, мадемуазель. Если у вас нет или вы не желаете выделить указанную сумму, я немедленно покину вашу квартиру.
— Замолчите!
Прима поднялась, неспешным и уставшим шагом подошла к своей сумочке в спальне, вынула из нее конверт с деньгами, подаренными ей полковником, протянула его молодому человеку.
— Берите, и Бог вам в помощь.
— Здесь достаточно?
— Более чем.
— Мне необходимо только четыреста рублей?
— Вы надоедливы и болтливы. Ступайте.
— Нижайше благодарю. — Прапорщик поднялся. — Полагаю, все произойдет наилучшим образом.
— Это все, что я могу сделать для своей ненаглядной мамочки, — бросила артистка, направляясь в спальню. И уже оттуда добавила: — Но скрываться в моей квартире она ни в коем случае не сможет.
Изюмов видел, как молодой господин покинул квартиру и дверь за ним закрылась.
Он подождал, когда послышится стук парадной двери, бесшумно спустился вниз. Огляделся и, едва не стуча зубами от страха и волнения, нажал на кнопку звонка.
— Господи, что опять? — раздался недовольный голос прислуги. — Совесть надо иметь!
Она открыла дверь, Изюмов с силой оттолкнул ее.
— Кто это был?.. С кем она? — Ринулся в квартиру, метнулся по комнатам.
Катенька бежала за ним следом, крича и пытаясь задержать его.
Артист достиг спальни, увидел приподнявшуюся с постели приму, выхватил из внутреннего кармана револьвер и стал разряжать в нее обойму.
Судебный пристав Конюшев вошел в камеру к Соньке, взял табуретку, уселся на нее, глядя на арестантку весело и чуть ли не игриво.
— Как спалось, мадам?
— Лучше всех.
— Превосходно. А я к вам с новостями. — Пристав развязал шнурочки папки, вынул оттуда несколько газет, протянул воровке. — Ознакомьтесь.
Та нехотя взяла их, так же нехотя развернула и вдруг увидела на первых полосах крупные заголовки:
ПОКУШЕНИЕ НА БЫВШУЮ ПРИМУ ОПЕРЕТТЫ.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ УБИЙЦА ЗАДЕРЖАН.
ГОСПОЖА БЕССМЕРТНАЯ В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ.
ТРАГИЧЕСКАЯ СУДЬБА БЫВШЕЙ ПРИМЫ.
Подняла глаза на чиновника, негромко произнесла:
— Интересная новость.
— Это ведь ваша дочь?
— Да, это моя дочь.
— Вот видите, — удовлетворенно сказал пристав, — все становится на свои места. Нет госпожи Дюпон, есть Сонька Золотая Ручка. Вы не станете это отрицать?
— Не стану.
— Превосходно. Послезавтра суд. А дальше все по накатанной.
— Она жива? — тихо спросила воровка.
— Судя по газетам, да.
— В больнице?
— А где же еще? — Конюшев внимательно посмотрел на женщину, неожиданно поднялся, прошелся по камере.
Посмотрел вверх, на оконные решетки, провел зачем-то пальцем по стене, внимательно изучил налипшую грязь, даже понюхал ее.
Вернулся к воровке.
— Покажите ваши золотые ручки, мадам.
Сонька инстинктивно спрятала их поглубже.
— Зачем?
— Желаю взглянуть на легендарные пальчики.
— Они в язвах.
— Вот на язвочки я как раз и хочу взглянуть.
Он силой заставил воровку показать руки, удовлетворенно кивнул.
— Что и следовало доказать.
Взял со стола жестяную кружку, повертел ее в руках. Затем проделал то же самое с чайником.
Сонька не сводила с него глаз.
Конюшев обнаружил внизу небольшую заклепочку, поелозил по ней пальцами, затем нажал, и дно чайника открылось.
На пол упали ножовка и свернутый шелковый шнур.
Следователь собрал все это, вложил снова в дно чайника, довольно улыбнулся.
— Служба сообщала, что кто-то пилит по ночам решетку. Не могли докопаться кто… А потом подумали, пусть пилит, все равно без толку. Теперь все понятно. — Он взял чайник, кружку, папку с газетами, направился к двери. — Все это, мадам, будет фигурировать на суде.
Сонька спала, когда услышала осторожный шорох за дверью.
Приподняла голову, прислушалась.
Шорох перешел в скрип ключа в замке, после чего дверь отворилась и в камеру протиснулся с керосиновой лампой в руке Илья Глазков.
— Просыпайтесь, у нас всего лишь полчаса. — Поймал удивленный взгляд воровки, торопливо объяснил: — Вы сегодня должны бежать.
— Как? — не поняла та. — У меня был шмон.
— Знаю. По этому вопросу началось следствие. Поэтому этой ночью надо бежать.
Прапорщик был похож на невменяемого. Он поставил лампу на стол, зачем-то стал стаскивать с себя френч.
— Что вы делаете? — едва ли не возмущенно спросила воровка.
— Мы должны переодеться. Вы в мою одежду, я в вашу. Охрана куплена!..
— По-моему, вы сошли с ума!
— Нет, все правильно. Это единственный шанс! Больше такого не будет! — горячо заговорил Глазков. — Здесь случится пожар, поднимется гвалт!.. Под эту неразбериху вы должны бежать!.. На первом этаже… на главной проходной охрана предупреждена. Вернее, куплена!.. Она выпустит вас! На всякий случай покажете эту бляху, — он показал номерной знак на френче.
Сонька ничего не понимала.
— Я не найду дорогу!
— Боже, все просто… По галерее — на первый этаж, затем по коридорам… Оттуда все будут бежать к вашей камере. Здесь будет пожар!
— Пожар?
— Я же сказал! Я подожгу все! У меня керосин. В лампе!..
— Но вы можете сгореть!
— Не более чем обожгусь.
— Я не хочу рисковать вашей жизнью!
— Никакого риска. Меня и без этого будут судить за способствование. А сейчас надо поменяться одеждой! — Прапорщик принялся снимать с себя рубаху. — Пожалуйста, не надо стесняться!.. Я это делаю ради вашей дочери!.. Она дала денег, чтобы подкупить охрану!
