Тот помолчал, подумал, согласно кивнул.
— Ну, хорошо. Вам известна родословная госпожи Бессмертной.
— Опять же, в какой-то степени. Вы имеете в виду отца, мать?
— Да, — подтвердил Гришин. — Но прежде всего мать.
— По моим данным — девушка сирота. Родителей своих не знает.
— А вам известно, кто ее родители?
— Кажется, я ответил.
Следователь помолчал, пристально глядя на директора.
— Отец госпожи Бессмертной вор. Убил человека. Неизвестно, жив или помер. — Оценил реакцию директора, продолжил: — Мать… Вот здесь самое интересное. Мать артистки — персона предельно любопытная… Тоже воровка. Но воровка знаменитая… Вы никогда не слыхали про даму по кличке Сонька Золотая Ручка?
— Как же… Слышал, — выдавил из себя Гаврила Емельянович. — В своем роде знаменитость.
— Так вот — мать вашей примы как раз эта самая знаменитость.
Гаврила Емельянович вдруг налился кровью, поднялся, сильно ударил пухлой ладошкой по столу.
— Не знал, не знаю и не желаю знать!.. Меня не интересуют биографические данные моих артистов!.. Мне важно, как они поют, как танцуют, как на них молится публика!
Следователь спокойно наблюдал, как нервно расхаживает вокруг стола директор, мягко поцарапал ногтем лакированную ручку кресла.
Гаврила Емельянович круто развернулся, почти вплотную подошел к гостю.
— Если вам желательно разрушить мой театр, то это у вас не получится. У меня есть просто артисты и есть артисты экстра-класса! И слушать всякие бредни о соньках золотых ручках я не намерен! Если, господин хороший, у вас других тем для беседы нет, то будем считать нашу аудиенцию оконченной!
Гришин, продолжая сидеть, поднял на него голову, и их глаза уперлись друг в друга.
— Вам известно, кто такие террористы-бомбометатели?.. — свистящим шепотом заговорил следователь. — Вы знаете, что такое «черная сотня»? Вы на собственной шкуре не чувствуете, что государство рухнет со дня на день?!. И оно рухнет именно из-за таких слепых либералов, как вы, господин директор!.. У вас под носом со дня на день станут организовываться противоправные сходки, а вы все будете думать о примах и кто как им аплодирует!
— «Террористы»! «Черная сотня»! Это все общие слова. Надо знать конкретные имена!
— Знаем. По этой причине я здесь.
Оба какое-то время помолчали, затем Гаврила Емельянович достал из горки две хрустальные рюмки, коньяк, разлил на двоих.
Выпили, не чокаясь.
— Так вот, — отставив пустую рюмку, произнес следователь. — За госпожой Бессмертной будет установлен негласный надзор. И вы как директор обязаны это знать.
— Что еще? — покорно спросил Гаврила Емельянович.
— Еще нам бы хотелось, чтобы в театре фиксировались все контакты артистки. Мы можем заслать сюда своего агента, но лучше, если это будет кто-то из ваших.
— У нас есть такой человек.
— И последнее. В театр может ненароком заглянуть Сонька Золотая Ручка или ее дочь…
— Дочь?.. Значит, у Таббы есть сестра?
— Сестра по матери. Отец ее на Сахалине отбывает пожизненную каторгу. За убийство.
— А, если позволите, истинные фамилии сестер?.. Бессмертная — это ведь, как я теперь понимаю, сценическое имя.
— Истинная фамилия — Блювштейн. Табба и Михелина Блювштейн. — Следователь поднялся, закончил свою мысль: — Если кто-то из родичей вашей примы здесь появится, немедленно сообщайте в полицию.
Он уже почти дошел до двери, как вдруг вспомнил.
— Вам известно, что приключилось с князем Брянским?
— С Александром Васильевичем? — поднял брови директор. — А что с ним могло приключиться?
— Разбился насмерть.
— Как это могло произойти?
— Этой ночью утоп.
— Утоп?!
— Гнался за злоумышленниками на авто и на скорости рухнул в Мойку. Вытащили бездыханным.
Когда дверь за следователем закрылась, Гаврила Емельянович взял золотой колокольчик, позвонил. В дверь заглянула помощница, и директор распорядился:
— Разыщите срочно артиста Изюмова.
— Но он подал прошение об увольнении. И, кажется, готов отправиться на фронт.
— Знаю!.. И тем не менее разыщите! Остановите перед очевидной глупостью!.. И срочно ко мне!
Глава четвертая
Кузина
Ранний день только зарождался над городом, но уже грохотали повозки по булыжным мостовым, звонили колокола в церквах, а в кабинете следователя Гришина шла работа.
Растерянный и испуганный дворецкий Брянского Никанор, зажав руки коленями, смотрел на следователя виноватыми, послушными глазами.
Гришин вышагивал по кабинету, слова бросал спокойно, методично.
— Имя девицы?
— Анна, — кивнул Никанор.
— Дамы?
— Не смею знать.
— Она не представилась?
— Возможно, князю. Мне нет.
— Каким образом девица оказалась в доме князя?
— Князь едва не наехал на нее автомобилем, после чего она была приглашена в дом.
— С дамой князь был знаком раньше?
— Возможно. Потому как дама пришла к князю с требованием рассчитаться по долгам.
Следователь удивленно посмотрел на дворецкого.
— Александр Васильевич брал у нее в долг?
— Не смею знать. Слышал только, что она требовала вернуть ей двести рублей, и от этого князь пребывал в крайнем гневе.
Гришин от такого поворота почесал в затылке, усмехнулся.
— Он вернул долг?
— Точно так. Но после этого посетительница неожиданно исчезла.
— Куда исчезла?
— Неизвестно. Я отправился подать ей воды, а когда вернулся, ее на месте не оказалось.
— Испарилась?
— Вроде того.
Следователь непонимающе уставился на дворецкого.
— Можешь говорить яснее, бестолковая твоя голова?! Куда она могла подеваться, если находилась в доме?
От окрика старик еще сильнее растерялся, пожал плечами.
— Искали по всем комнатам, изучили все возможности — как в воду канула.
— Чертовщина какая-то, — пробормотал Гришин.
— Точно так. Чертовщина, — согласился дворецкий.
Следователь в задумчивости сел за стол, что-то записал на листе, после чего подошел к стене, на которой висели фотоснимки некоторых злоумышленников, в том числе и Соньки Золотой Ручки, ткнул в нее пальцем.
