В это время раздался звонок в дверь.
Обе напряглись, артистка почему-то полушепотом бросила прислуге:
— Спроси кто.
Та быстро направилась в прихожую, крикнула:
— Кто здесь?
— Граф Петр Кудеяров.
— Я доложу!
Катенька вернулась обратно, сообщила:
— Граф Кудеяров.
— Петр или Константин?
— Не запомнила.
— Подай ему кофею, пусть ждет в гостиной.
Прислуга понятливо кивнула, заспешила встречать гостя.
Петр, как всегда улыбчивый, с огромной коробкой конфет в руках, вошел в квартиру, игриво провел рукой по изогнутой талии Катеньки, передал ей подарок.
— А где сама?
— В туалетной комнате. Скоро будут.
Граф профланировал в гостиную, бросил трость на диван, рухнул с удовольствием на стул, забросил ногу на ногу.
Катенька поставила на стол чайный прибор, поинтересовалась:
— Может, желаете вина?
— Скорее желаю… вас! — хохотнул Петр и тут же выкрутился: — Вас! Желаю вас спросить, как величают?
— Катерина.
— Вы прелесть, Катерина. Почему я не замечал вас раньше?!
— Замечали, просто забыли. В театре!
— Память! — хохотнул граф, стукнув себя по лбу. — Мужская память короче дамских волос! — И снова заинтересованно оглядел служанку. — Откуда сами, мадемуазель?
— Из Великого Новгорода, сударь.
— Неужели там такие прелестные девушки?!
— Я — худшая из них! — улыбнулась она.
Ответ весьма понравился Кудеярову, он рассмеялся еще громче.
— Непременно поеду в Великий Новгород выбирать невесту!
— А чем плоха моя хозяйка?
— Ваша хозяйка? — вскинул брови Петр. — Ваша хозяйка лучшая из лучших!.. Такие на земле не рождаются!
Из спальной комнаты вышла одетая в красивый узорчатый халат Табба, протянула графу для приветствия руку.
— Здравствуйте, граф.
— Мадемуазель! — воскликнул тот и приложился к ручке. — За эти дни вы стали еще прелестнее!
— Благодарю. — Артистка села напротив. — А вы, я вижу, в отличном расположении духа.
— Потому как нет повода унывать! Стоит лишь взглянуть, к примеру, на вашу прислугу, и настроение — верх меры.
— Верх меры — это плохо, — холодно заметила Табба и кивнула Катеньке: — Ступай к себе, нам надо поговорить.
— Хорошо, барыня.
Артистка дождалась, когда девушка уйдет, повернулась к гостю.
— Вы решили навестить опальную артистку?
— Почему нет? — легко спросил тот, отпивая чай. — Вы прекрасно знаете о моем к вам расположении.
— Тем не менее не ударили палец о палец, чтобы защитить меня!
— Защитить?.. Как?.. Чем защитить?.. Вас защищает публика!
— Ну да. Гнилыми помидорами и тухлыми яйцами.
— Ошибаетесь. Театр потерял публику!.. Зал полупустой, представления мертвые, горения никакого!
Табба неожиданно увидела высунувшиеся из кармана графа часы с бриллиантами, которые она когда-то не решилась забрать.
— С чем пришли, граф?
— Проведать.
— Всего лишь?
— Вы хотели большего?
— Конечно.
— Например?
— Например, жду, что вы сделаете мне предложение.
Гость расхохотался так громко, что даже сам почувствовал бестактность смеха.
— Пардон…
Табба смотрела на него холодно, не мигая.
— Это так смешно?
— Ни в коем случае. Просто я не знал, что до такой степени вам нравлюсь.
— А кто вам сказал, что вы мне нравитесь?
— Вы!.. Вы ведь ждете мои руку и сердце?
Табба по-прежнему не сводила с него тяжелого взгляда.
— Жду, когда вы сообщите, с чем явились.
Граф отодвинул чашку, сел ровно, опершись локтями на стол.
— Грубо, но верно… Я явился с предложением к вам уехать из Санкт-Петербурга.
— Предложение чье?.. Гаврилы Емельяновича?
— Мое. Вокруг вас разрастается скандал. Уйма слухов и домыслов. И чтобы прекратить все это, надо уехать. На месяц, на два, на полгода!.. Но уехать! В провинцию!.. Там вас примут с распростертыми объятьями!
— Боитесь, что скандал заденет вас?
— Меньше всего. Я был мало замаран вашими знакомствами, поэтому опасаться особенно нечего… За вас боюсь.
Табба с иронией усмехнулась.
— Думаете, меня отправят за решетку?
— И этого не исключаю. Дело о покушении на полицейское начальство еще не закрыто, к тому же может всплыть история вашей матушки.
— Это похоже на шантаж.
— Всего лишь факты.
Табба отвела глаза от гостя, некоторое время смотрела на окно, на подоконнике которого ворковали голуби, уверенно заявила:
— Нет, вы все-таки боитесь за себя. Боитесь, что я потащу вас за собой… Помните ваше приглашение в ресторан на сборище бунтовщиков?
— Не было. Не было такого. Вы из ресторана уехали с господином поэтом!
— Следствие разберется.
Кудеяров несколько растерянно потер взмокшие ладони, достал из внутреннего кармана сюртука портмоне, вынул оттуда сотенную купюру, положил на стол.
— Мне важна моя репутация. Тем более в это нездоровое время. Поэтому прошу вас, покиньте город. Если надо, предоставлю экипаж. А по возвращении буду всячески хлопотать о восстановлении в театр.
Табба повертела купюру, отодвинула от себя.
— Во-первых, сто рублей — не деньги, чтобы сносно прожить где-то даже месяц.
— Могу предложить еще. — Петр извлек из портмоне вторую такую же купюру.
— Во-вторых… — спокойно продолжала артистка, накрыв деньги ладонью. — Во-вторых, во мне заинтересовано следствие, и если я сообщу, что вы желаете способствовать моему бегству, репутация ваша упадет еще больше.
— Это также шантаж, но уже с вашей стороны, — усмехнулся натянуто граф.
— Не отрицаю, — согласилась девушка. — Поэтому деньги я возьму, уезжать никуда не стану, а по поводу театра… — Она призадумалась. — Уверяю, театр придет ко мне сам. И вы будете первым, кто притащит мне цветы.
Девушка поднялась, ее примеру последовал и гость.
— Я готов носить вам цветы уже с сегодняшнего дня, — сказал Петр.
