Директор силой заставил Гришина сесть, сам опустился перед ним на корточки.
— Послушайте меня внимательно. Да, мне жаль талантливую и несчастную артистку. Мне небезразлична судьба моего театра… Все это так. Но мне, дорогой сударь, далеко не безразлична моя судьба, моя жизнь. Мадемуазель посадят, театр рухнет к чертям собачьим, а с чем останется ваш покорный слуга?.. Он останется ни с чем. Как говорил великий, у разбитого корыта!.. Поэтому надо думать! Думать! Предложение дьявольское, жуткое, непостижимое! И его нужно как следует обмозговать.
Следователь поднялся.
— Обмозговывайте, Гаврила Емельянович. У вас есть несколько дней.
— А бриллиант вы уносите?
Гришин рассмеялся:
— Нет, оставлю вам. — Он пожал руку директору, поинтересовался: — Когда к вам может прийти госпожа Бессмертная?
Филимонов с силой потер пальцами виски, вздохнул.
— Завтра… Пусть придет завтра. После полудня.
Егор Никитич вышел из театра, сел в пролетку, извозчик ударил по лошадям.
Дарья внимательно посмотрела на отца, попросила:
— Вы, папенька, должны быть со мной откровенны.
— А я, Даша, откровенен, — ответил он и достал сундучок с бриллиантом. — Пусть будет у тебя.
— Что это?
— Это? — Гришин задумался. — Это судьба.
Девочка приоткрыла сундучок, в глаза ударил свет.
Она тут же опустила крышечку.
— Страшно. Он все время будет со мной?
— Нет, я скажу, кому и когда его передать, — ответил Егор Никитич.
Гаврила Емельянович в волнении опрокинул рюмку водки, задержал дыхание, чтобы почувствовать вкус напитка, закатил глаза, после чего взял колокольчик, позвонил.
— Изюмова ко мне! — приказал заглянувшей секретарше.
Бывший артист возник в дверях запыхавшийся и испуганный.
— Подойдите ближе, — махнул директор.
Николай сделал пару шагов и снова замер.
— Вы видели господина, который приходил ко мне?
— Так точно, Гаврила Емельяныч. Господин следователь.
— Вы определенно его видели?
— Весьма определенно, господин директор.
Филимонов поднялся, подошел к Изюмову. Поднес палец к самому его лицу, разъяснил:
— Не видели, не знаете, не слышали!.. Вы поняли меня? Господина Гришина здесь не было, и все прочие лица, которые будут впредь ко мне приходить, для вас должны остаться незамеченными. Вы глухи, слепы и невидимы! Вас просто нет!
— Не совсем понимаю, Гаврила Емельяныч, — пробормотал артист.
— Вы — прозрачны. Вы — эфир! Мимо вас прошли, ни вы никого не видите, ни вас никто. Теперь понятно?
— Так точ… Вернее, теперь понятно, — ответил тот и даже прищелкнул каблуками. — Меня больше нет!
— Идиот, — пробормотал директор и брезгливо махнул. — Ступайте!
Госпожа Гуральник как раз скрупулезно отбирала в овощной лавке фрукты, когда кто-то коснулся ее плеча. Оглянулась, от неожиданности напряглась.
Сзади стояла эсерка Ирина.
— Не признали? — спросила Ирина.
— Почему же? — пожала плечами та, съежившись. — Признала.
— Слава богу, — Ирина огляделась. — Есть разговор, госпожа Гуральник.
— Придется минуту подождать, — преподавательница музыки расплатилась за фрукты, кивнула мадемуазель. — Я к вашим услугам.
Вышли на улицу, Ирина показала на пролетку.
— Прошу вас.
— Мы должны куда-то отправиться?
— Да, на улице беседовать небезопасно.
— Но у меня дела!.. У меня занятия!
— Придется отложить. Вас ждут товарищи!
— Какие товарищи?.. Кроме тех, кого убили, я больше никого не знала.
— Убили далеко не всех. Остались те, кто желал бы с вами встретиться. Прошу в пролетку.
— Я стану кричать!.. И у вас возникнут проблемы.
— У вас возникнут проблемы не меньшие. Я просто пристрелю вас.
Мадам Гуральник нехотя уселась в пролетку. Ирина зашла с другой стороны, и извозчик тронул лошадей.
Квартира находилась на четвертом этаже довольно неухоженного доходного дома.
На звонок в дверь вышел немолодой господин, молча отступил назад, пропуская гостью и Ирину.
В дурно обставленной гостиной сидел второй мужчина, который при появлении дам приподнялся, слегка поклонился.
— Милости просим.
Ему не ответили. Ирина подвела мадам к одному из стульев, сама же осталась стоять.
Господин, встречавший их, также садиться не стал, ждал начала разговора.
— Я никого из господ не знаю, — сказала Гуральник Ирине.
— Это важно?
— Важно. Я должна знать, с кем надлежит беседовать.
— Вы имеете дело с членами партии, к которой имеете самое непосредственное отношение, — ответил второй мужчина.
Первый господин сделал несколько шагов, остановился напротив учительницы музыки.
— У нас к вам, мадам, несколько вопросов. Постарайтесь отвечать на них честно.
— Это допрос? — возмутилась та.
— Это процедура, которой подвергаются все члены партии. Поэтому первый вопрос: считаете ли вы себя членом партии эсеров?
— Да, я считаю себя членом партии эсеров.
— Следующий вопрос. Вы были свидетельницей расстрела наших товарищей на конспиративной квартире?
— В тот момент меня там не было.
— То есть вы не видели, кто стрелял?
— Я ответила.
— Мадемуазель Бессмертная могла быть тем человеком?
— Мне это неизвестно.
Ирина зашла за спину мадам Гуральник.
— Кто, по-вашему, мог сообщить полиции, что стреляла именно эта дама? — вступил в разговор сидевший на стуле человек.
— Я, господа, не служу в полиции!
— Полиции также стало известно, что мадемуазель Бессмертная вместе с бароном Красинским готовили покушение на генерал-губернатора города. Кто из членов партии мог, по-вашему, передать такую информацию?
Гуральник поднялась:
— Я не намерена отвечать на дурацкие вопросы!
Ее остановила Ирина:
— Сядьте, мадам, разговор еще не окончен.
— Но…
— Сядьте.
Мадам опустилась на стул, уставилась на сидящего перед нею человека.
