— Вас попросил узнать адрес госпожи Бессмертной начальник сыскного отдела Икрамов?
— Да, да, да!.. Но вы должны понимать, что после такого признания меня ждут «Кресты»!
— Кресты на кладбище.
— Что?
— Шутка, — усмехнулась Ирина. — Что вам известно о романе князя Икрамова и Бессмертной?
— Ничего не известно. Не знаю!.. В подобную грязь я стараюсь не лезть!
— Вы были приятелем актрисы, и вы не можете не знать.
— Да, интрижка имела место быть!.. Так сплетничали в свете. Но я рядом не стоял и свечку не держал!
— Зачем, по-вашему, Икрамову нужен адрес мадемуазель?
— Затем, что и вам! — граф был в ярости от разговора. — Посадить, допросить!.. Убить, в конце концов! Вам самой это не понятно?
— Понятно. Вполне… — произнесла Ирина, допила воду, поднялась. — Теперь можете идти к своей пассии. Но помните, мы все время рядом, — и покинула ресторан.
Кудеяров вернулся за свой стол, с ходу выпил фужер вина, улыбнулся девушке:
— Все-таки жизнь — дурацкая штука. Дурацкая и опасная.
…Перед домом приемов генерал-губернатора происходила обычная для такого места суета: отъезжали и прибывали кареты и автомобили, толкался разномастный люд, с важным видом расхаживали вдоль здания два городовых.
Карета, в которой сидели Табба, Илья Глазков и вор Резаный, стояла недалеко от дома. На козлах сидел Антон.
Бывшая прима объясняла:
— Его высокопревосходительство начинает прием жалобщиков в девять утра. Мы с вами, — посмотрела она на Глазкова, — прибудем сюда к полудню.
— Видимо, накануне необходимо подать прошение, — озабоченно произнес Илья.
— Накануне вы сделаете это.
Бессмертная перевела взгляд на вора.
— Вы к этому времени должны уже быть на месте. Достаточно одного экипажа, для прикрытия.
— Вы прибудете на своем экипаже? — поинтересовался Резаный.
— В этой же карете.
— Сменная не потребуется?
— Не думаю. В случае погони лучше уйти дворами, потом перехватить любого извозчика.
— Оружие?
— У меня есть только два револьвера — один для меня, второй для господина Глазкова.
— Вы приняли окончательное решение? — после паузы спросил Резаный.
— А по-вашему, я в куклы играю?.. Или вы решили соскочить?
— Я в любом случае выполню ваше распоряжение, однако мне не совсем ясен смысл затеи. Вы, мадемуазель, как минимум, рискуете двумя жизнями — своей и этого господина.
— Вы забыли генерал-губернатора.
— Он жертва запланированная… Вы же идете на смерть сознательно. Возможно, еще не поздно передумать и отложить все?
— Станете читать мне мораль? — глаза Бессмертной светились гневом.
— Я всего лишь задаю вопрос.
Табба посмотрела на Глазкова:
— Вам тоже не все ясно?
— Нет, сударыня, мне ясно все, — смиренно ответил тот. — Я готов ко всему.
— В таком случае отвечаю вам, сударь, — Табба уставилась на вора. — Мои единственная мать и любимая сестра, гонимые и униженные, вновь арестованы и вновь станут отбывать пожизненную каторгу. За что?.. Только за то, что когда-то забрали лишнее у загулявшего купчика, отбились от пьяного офицера, наказали зажравшегося торговца золотом?.. Они что — убили кого-нибудь? Похитили несметные сокровища? Они совершили много меньше преступлений, чем любой чиновник из этого дома, напротив которого мы находимся. Там больше убивают, чаще воруют, бесстыднее предают!.. Мой любимый мужчина… великий поэт!.. пожертвовал своей блистательной жизнью во имя прекрасного будущего. Но это будущее отвратительно предает его. Потому что будущее стремятся делать точно такие же негодяи и убийцы, какие стоят ныне у власти!.. Ваша покорная слуга, изгнанная из театра, лишенная не только средств к существованию, но и смысла жизни, попыталась найти себя в иллюзиях будущего, однако также была предана. Меня теперь никто не приемлет — ни тот, кто за власть, ни тот, кто против власти!.. Меня преследуют, меня травят, меня стремятся убрать из жизни… Я даже лишена любви! Оглянитесь вокруг! Разве вы не видите немыслимое количество обездоленных, обманутых, брошенных, потерявших всякую веру? Разве у вас не рвется сердце от всего, что творится в этой стране? От мздоимства, предательства, воровства, подлости?.. Или вы считаете это общество справедливым?.. Я ненавижу его! Поэтому буду мстить. Мстить за все бесчестье, которое поселилось в моей стране. Да, пусть я погибну. Пусть меня сошлют на каторгу. Пусть это будет всего лишь один убитый чиновник, но, возможно, хотя бы одним злом на этой земле станет меньше!
От сказанного Бессмертная дышала тяжело и часто, дрожащими пальцами достала папиросу, закурила. Илья взял ее руку, поцеловал.
Некоторое время все молчали.
— Два экипажа будут стоять здесь за час до полудня, сударыня, — произнес Резаный.
Следователя Гришина взяли на заброшенной квартире Ильи Глазкова.
Егор Никитич подъехал к дому на пролетке, направился в парадную, поднялся на этаж, нажал на кнопку звонка.
Никто не откликнулся, следователь нажал на звонок еще раз.
Увидел, что дверь неплотно закрыта, осторожно толкнул ее, вошел в квартиру. Здесь было пусто, заброшено, неухожено.
Гришин из любопытства направился в сторону спальни, вошел в нее, и тут на него навалились. Сбили с ног, прижали к грязному полу, выкрутили руки.
…Допрашивали его двое — сам Икрамов и следователь Потапов Георгий Петрович.
Лицо Егора Никитича было в кровоподтеках, в ссадинах. Он смотрел на бывших коллег спокойно, едва ли не с усмешкой.
— Что вы делали в квартире на Старо-Невском? — начал допрос Потапов.
— Пришел проведать давнего знакомого, — ответил Гришин.
— Кого именно?
— Бывшего прапорщика Глазкова.
— Что вас с ним связывало?
— «Кресты».
— В каком смысле?
— В прямом. Были знакомы по «Крестам». Я пытался застрелиться, он — поджечь себя.
Икрамов сидел за столом, что-то записывал, иногда поглядывая на следователя.
— Вам было известно, что Глазков имел контакт с бывшей примой оперетты Бессмертной?
— Нет.
— И вы не встречались с госпожой Бессмертной?
— Я вел ее дело, но встречаться не приходилось.
— К вам на днях приезжал граф Кудеяров-младший, — вступил в разговор князь. — С какой целью?
— Не помню.
— Не помните?
— Не помню, что граф приезжал. Я как раз выпивал и, видимо, не все способен помнить.
