Потапов откинулся на спинку скамейки.
— В полицию заявляли?
— Никак нет. Княжна не велели. У них и без того душа неспокойна, а если примешать сюда полицию, то вообще хоть из дома самой беги.
Следователь помолчал, пытаясь осознать услышанное, вытер вспотевший лоб.
— А сам что можешь про госпожу Бессмертную сказать?
— Бог их знает… Странные они были какие-то. Может, и хорошо, что их более в доме нет. Легче как-то стало, светлее.
— Почему?
— Сказал же — странные. Ни с кем не разговаривали, почти не улыбались, и все время меняли внешность. Причем до такой степени, что подчас я принимал их за постороннюю даму.
— В одежде, что ли, меняла?
— Не только. То, бывало, кисею на лицо бросят. А то такие волосы накрутят да еще очочки на нос нацепят, ни дать ни взять — артистка.
— Княжна подозревала о чем-то?
— Ни о чем не подозревали. А в чем можно подозревать, ежели человек все время молчит либо пьянствует в своей комнате.
— Госпожа Бессмертная пьянствовала?! — искренне удивился Потапов.
— Подчас крепко. Особенно было жаль ее прислуги.
— Как зовут прислугу?
— Катериной.
— А госпожа твоя что же на пьянство?
— Княжна ее осуждала. Подчас даже до скандала.
— Может, поэтому артистка сбежала?
— Может, и поэтому. Может, захотелось какой-то другой жизни.
Потапов поднялся, дворецкий последовал его примеру, и вдвоем они направились к воротам.
— Я обязан сообщить княжне о вашем визите, — предупредил Филипп.
— Правильно поступишь, — кивнул следователь. — Не сообщишь ты, сообщат другие, — и направился к поджидающей его пролетке.
Ранним промозглым, слякотным утром Ирина с эсером Степаном Завьяловым, тщедушным, по-юношески долговязым, сидели в закрытой пролетке на набережной Невы недалеко от ворот «Крестов». Через своих людей была получена информация о вывозе Беловольского именно в этот день на допрос.
Степан вынул из кармана жилетки часы, посмотрел на время.
— Через десять минут должны выехать.
— А как узнаем, что в фургоне именно наш? — спросила Ирина.
— При выезде конвойный слегка попридержит лошадь и оглянется в нашу сторону.
Наконец ворота «Крестов» тяжело открылись, из них вначале выехал черный фургон с зарешеченными окнами, запряженный двумя лошадьми, затем следом показались два конных жандарма.
На месте кучера также сидел жандарм.
Сидевшие в пролетке напряглись.
Тюремный фургон выкатился на набережную.
Никто из конвоиров не оглядывался.
— Черт… — пробормотал Завьялов. — Неужели не сработало?
Неожиданно левый жандарм чуточку придержал лошадь, затем, будто не справляясь с лошадью, оглянулся.
— Пошел, — тронула извозчика Ирина. — Только не гони.
Они проследовали за фургоном по набережной, затем выехали на Литейный мост, после чего вышли на одноименный проспект.
Вскоре тюремный фургон свернул на Шпалерную. Пролетка с Ириной и Завьяловым следовать за ним не стала, понеслась дальше по Литейному.
В конспиративной квартире присутствовали четверо — Губский, Ирина, барон Красинский и Степан Завьялов.
Трое сидели за столом. Завьялов же стоял в углу и, сложив руки на груди, молчаливо наблюдал за беседующими.
— Как часто Беловольского вывозят на допрос из «Крестов» на Потемкинскую? — спросил Губский Ирину.
— Пока что вывозили всего два раза, — ответила она.
— Оба раза утром?
— Примерно в девять часов.
— Содержат в «Крестах», а допрашивают на Шпалерке?
— Похоже, что так.
— Может, это и хорошо. — Губский расстелил на столе карту города, позвал Завьялова: — Подойдите, Степан. Будем уточнять позиции.
Тот приблизился, склонился над столом. Остальные последовали его примеру.
— «Кресты»… — показал карандашом Губский. — Набережная. После набережной фургон сворачивает на Литейный мост, а оттуда на Шпалерку. — Он поднял глаза на Завьялова. — Сколько жандармов сопровождает заключенного?
— Два.
— Лучшее место для вашего расположения именно при повороте на мост. Или у вас другое представление?
— Ну почему же? — пожал плечами Завьялов. — Точка действительно удобная. Можно после налета уходить сразу в трех направлениях — на мост, по набережной и в сторону Финляндского вокзала.
— Мне кажется, в сторону вокзала предпочтительнее, — вмешалась Ирина. — Здесь достаточно узких улочек и дворов, можно легко скрыться.
— Нам надо знать определенно. — Губский передвинул по карте палец в сторону улиц, примыкающих к вокзалу. — На одном из перекрестков мы должны выставить подстраховочные экипажи.
— Можно вот на этом, — показал Завьялов. — Отсюда легко уйти как к Неве, так и к Петроградской стороне. Экипажей будет два. Один в самом начале улицы, второй на этом перекрестке. Вы, Ирина, в первом.
— Я бы предпочла быть рядом с вами, господин Завьялов, — возразила девушка, взглянув на Степана. — Если вдруг случится какая-либо непредвиденность, я, во-первых, могу распорядиться револьвером. А во-вторых, с лошадьми я справляюсь получше любого извозчика.
— Мне не хочется рисковать вами, — сказал Губский.
— А мною хочется? — ухмыльнулся Завьялов.
— Вы у нас заговоренный. Вам сам черт не в лыко. — Ефим Львович вдруг бросил взгляд на Красинского. — А куда исчезла мадемуазель Бессмертная, барон?
— Если бы я знал, — пожал тот плечами. — Она прекрасно знает мой телефонный номер, однако никаких сигналов.
— Вас это не беспокоит?
— Весьма беспокоит. У меня даже было намерение отправиться в дом Брянской.
— Кудеярова давно видели?
— Довольно давно. Здесь, у вас…
— В ближайшие дни разыщите его и попросите навестить княжну Брянскую. Необходимо навести справки о Бессмертной. Вам в этом доме появляться не стоит, граф же был довольно хорошо знаком с бывшей примой, и его визит не вызовет никаких вопросов.
— Непременно постараюсь разыскать графа.
Губский вышел из-за стола, какое-то время откашливался, после чего заметил:
— Если мы не сумеем вовремя освободить Беловольского, он не выдержит и начнет давать показания.
— Нужно торопиться, — согласился Завьялов. — Иначе освобождение нашего товарища может оказаться бессмысленным.
