— Нет, — усмехнулась девушка. — Теперь их будет пытать только Бог… Или дьявол.
— Понятно… — Губский перевел взгляд на Красинского. — Что-нибудь о госпоже Бессмертной слышно?
— Я встречался с графом Кудеяровым, попросил навестить княжну Брянскую.
— Навестил?
— Да, он мне отзвонил. Княжна уверяет, что мадемуазель покинула ее дом не попрощавшись.
— Что могло ее вспугнуть?
— К сожалению, она навещала театр и имела приватные разговоры с директором господином Филимоновым.
— Но я просил держать даму все время при себе!
— Ефим Львович! — развел руками барон. — Не могу же я присутствовать при ней круглосуточно?! Насколько мне это было бы приятно, настолько и невозможно!
— Может, ее чем-то насторожил именно директор?
— Не исключаю.
— Навестите его, барон. И постарайтесь в аккуратной форме понять, с чем в театр приходила бывшая прима и что в результате получила.
— Я сделаю это, Ефим Львович. А как быть с графом Кудеяровым?
Губский сдвинул брови.
— В каком смысле?
— Он беспокоится насчет визита к генерал-губернатору, и я могу это понять.
— Я тоже, — кивнул Губский. — Поэтому необходимо как можно быстрее выяснить нахождение госпожи артистки, и уже после этого будем принимать соответствующие решения.
Константин Кудеяров пил вечерний чай, когда в столовую вошел Петр.
Младший брат поставил чашку, вопросительно посмотрел на него.
— Слушаю.
— Я пришел попросить прощения, — сказал Петр.
— Проси.
— Прости, брат, я был неправ.
— Прощаю. Все?
Кудеяров-старший взял свободную чашку, налил тоже себе чаю.
— Ты не намерен со мной поговорить? — поинтересовался он.
— Поговорить?.. О чем?
— Мы — братья. У нас есть вопросы, которые мы не можем обойти.
— Например?
— Совесть, честь, достоинство.
— У тебя есть ко мне претензии?
— Да, и я о них говорил.
Константин раздраженно отодвинул чашку.
— Это твоя точка зрения. Но не моя!
И поднялся.
— Пять минут, — попросил Петр.
— Говори.
— Если можно, сидя.
Константин опустился на стул.
— Ну?
Кудеяров-старший потеребил край скатерти, дрогнувшим голосом произнес:
— Мы можем потерять друг друга.
— Значит, судьба.
— Я не хочу этого.
— Я тоже. Но, видимо, наши линии жизни нарисованы именно так.
— Мы не можем их изменить?
— Можем. Но лишь частично. В остальном каждый останется при своих.
Петр неожиданно сполз вниз, опустился на колени, щеки его вздрогнули, он расплакался.
— Костя, милый… Любимый брат мой. Остановись!.. Тебя несет в пропасть! Я ведь многое понимаю и почти все знаю! Это путь в гибель! В бездну! Нельзя на крови построить то, что потом будет называться счастьем и светом! Вы все будете прокляты!
Константин силой заставил брата подняться, прижал к себе и стал ждать, когда он успокоится. Совсем как ребенку вытер слезы, улыбнулся.
— Ты фантазируешь, брат. Я все понимаю, осознаю. И если ты считаешь, что жизнь, которой живешь, есть благо, то глубоко заблуждаешься!
— Нет, нет! Я тоже все понимаю и осознаю. Жизнь, страна, власть — все гнусно и подло! Все надо менять! Авгиевы конюшни нужно чистить! Но не террором, не убийствами, не насилием! Кровь, Костя, несмываема! Она останется навсегда, как бы ты ни старался от нее очиститься!
Младший брат поджал губы. Довольно снисходительно произнес:
— Хорошо, брат, я подумаю. Подумаю и вернусь к тебе.
Петр достал из внутреннего кармана пиджака конверт.
— Это тебе.
— От кого?
— Принесла некая девушка.
— Благодарю, — Константин надорвал конверт, вынул записку, прочитал, задумчиво произнес: — Неожиданно… Хотя и любопытно, — поклонился и вышел из столовой.
Петр некоторое время стоял в отрешенности.
Прикрыв плотно дверь своей комнаты, он снял трубку телефонного аппарата, попросил:
— Барышня, соедините, — назвал номер, дождался ответа, на всякий случай оглянулся на закрытую дверь. — Господин следователь, это граф Петр Кудеяров. Мне необходимо с вами встретиться.
Гришин назначил место встречи Петру в сквере недалеко от Стрелки Васильевского острова, и теперь они сидели на скамье вдали от гуляющих парочек и нянек с детьми, вели неторопливую беседу.
— Значит, вы предполагаете, что записка написана именно госпожой Бессмертной? — спросил Егор Никитич.
— Уверен! — воскликнул граф. — Судите сами, — он напрягся, припоминая. — Вот!.. Записка была подписана инициалами «Т. Б.». А Т. Б. — кто это?! Разумеется, Табба Бессмертная! Иные варианты исключены!
— Девицу, которая принесла письмо, вы раньше когда-либо замечали?
— Кажется, это прислуга госпожи Бессмертной.
— Даже так?
— Да, я вспомнил. Однажды в стародавние времена я навещал приму, и сия девица открывала мне дверь.
— Вам не удалось разговорить ее?
— Сударь!.. Она никак не желала передавать через меня письмо! Колебалась, как француз перед казнью!.. Едва уговорил!
Егор Никитич достал пачку папирос.
— Не возражаете?
— Как пожелаете, — кивнул брат и тоже достал из пачки папиросу. — Позволите?
— Разумеется. Вдвоем даже курить веселее, — следователь передал собеседнику спичку, выпустил облачко дыма. — И вы, значит, граф, предполагаете, что бывшую приму и вашего брата могут связывать некие любопытные намерения?
— Любопытные?.. Кто вам сказал — любопытные?!
Гришин коротко рассмеялся.
— Я имел в виду, любопытные с точки зрения следствия.
Петр нервно отбросил недокуренную папиросу, пожал плечами.
— Ну… Возможны всякие противоправные действия.
— Террор, покушение, грабеж, вооруженные налеты?!
— Все возможно. Все!.. Я могу только догадываться, на что может сподвигнуть брата эта странная дама!
— Странная?
— Да, странная!
Гришин с усмешкой взглянул на графа.
— А вы не желаете проведать странную мадемуазель по новому адресу?
