— Некоторые концы, ваше высокородие, есть, — подал голос Гришин.
Тот резко повернулся к нему, с трудом сдерживая себя.
— Вы снова намерены подсунуть мне какой-либо сюрприз?
— Если я вас раздражаю, ваше высокородие, я готов покинуть кабинет.
— Нет, вы останетесь! Но излагать будете исключительно разумные, проверенные вещи!
— Именно это я и собираюсь делать.
— Ваше высокородие, — вмешался Потапов, — работа не стоит на месте. Да, произошли некоторые непредвиденные вещи, однако агентура, сбор сведений, ряд дополнительных сюрпризных допросов…
— Что значит — сюрпризных?
— Цепочка… То есть допросы людей, которые возникали в процессе расследования. А в сумме полученные данные дают основание полагать…
— Вас понял, достаточно! — оборвал его князь, повернулся к Миронову. — Что у вас, Мирон Яковлевич?
— Агенты выяснили ряд крайне любопытных фактов, относящихся к дому княжны Брянской, а также к семейству Кудеяровых и к барону Красинскому.
— Я распорядился слежку за домом Брянской снять!
— Сняли, ваше высокородие, — с иронией согласился Мирон Яковлевич. — Но факты из прошлых наблюдений остались. И их нельзя не учитывать.
— Эту песню я слышу уже несколько месяцев! — бросил Икрамов и кивнул Гришину. — Прошу вас.
Тот вздохнул, сел ровнее.
— Полагаю, вам уже известно, ваше высокородие, что бывшая прима оперетты мадемуазель Бессмертная некоторое время проживала в доме княжны Брянской. Затем мадемуазель неожиданно исчезла.
— Вы станете излагать мне былые байки или же сообщите что-то конкретное?
— Сообщу, князь… Я знаю, где проживает мадемуазель.
— Можете назвать адрес?
— Зачем?
Глаза Икрамова потемнели, на скулах обозначились желваки.
— Наверное, я, как начальник сыскного управления, имею право на некоторые конфиденциальные данные?
— Безусловно. — Егор Никитич поднялся. — Однако информация еще не проверена, и мне не хотелось бы в очередной раз ставить вас в неловкое положение. После уточнения названного адреса я непременно передам его вам.
— Уточнять будете лично вы?
— Не исключаю. Все зависит от сугубо профессиональных обстоятельств…
— …В которых я еще недостаточно разбираюсь, — завершил фразу следователя князь.
— Я этого не сказал, ваше высокородие. Вы уже во многом разбираетесь. И весьма прилично. — Гришин слегка склонил голову. — Позвольте откланяться?
— Да, удачи всем.
Приглашенные поднялись и, толкаясь в дверях, дружно покинули кабинет.
Мягким августовским днем автомобиль Петра Кудеярова миновал Никольский собор, выехал на Крюков канал и через пару минут затормозил возле дома тридцать шесть.
Поодаль остановилась пролетка с господином в котелке, который стал расплачиваться с извозчиком.
Консьержа и лифта в тридцать шестом доме не оказалось, лестницы были немытые, стены грязные, и вообще все показывало, что жили здесь люди весьма малообеспеченные и непритязательные.
Семнадцатая квартира находилась на третьем этаже. От ходьбы граф довольно сильно запыхался, поэтому перед звонком постоял какое-то время, приходя в себя, раздумывая, и все-таки решился нажать на кнопку.
Какое-то время не открывали. Петр вновь поднес было руку к кнопке, как дверь отворилась и на пороге возникла одетая в халат Табба, со взбитыми, нечесаными волосами и заметно припухшим лицом.
— О, — искренне удивилась она. — Граф? Что вас занесло в этот свинарник?
— Давняя симпатия к вам, сударыня, — натянуто улыбнулся тот и попросил: — Позвольте войти?
— Если не боитесь.
— Я, мадемуазель, давно уже ничего не боюсь.
Бывшая прима посторонилась. Петр прошел в прихожую, оттуда проследовал в маленькую, не очень ухоженную гостиную.
Табба шла следом.
— Стул выбирайте по усмотрению. Чтоб не испачкать сюртук. Здесь не очень убрано.
Граф присел у стола, положил туда же шляпу.
— Ваша прислуга стала плохо работать?
— Настолько плохо, что ее здесь больше нет. — Табба уселась напротив. — Ожидала увидеть здесь кого угодно, только не вас.
— Жизнь прелестна сюрпризами, сударыня.
— Глубоко сказано. И какой же сюрприз вас привел ко мне?
Кудеяров оглядел комнату, обратил внимание на дверь, ведущую в спальню.
— Помните мой визит к вам, когда ваша звезда уже катилась к закату, мадемуазель?
— Это было незабываемо, — Бессмертная не скрывала своей иронии. — Вы тогда предложили мне покинуть Петербург.
— Отличная память.
— Вы вновь явились с подобным предложением?
— Практически да. Я прошу вас покинуть столицу в самое ближайшее время.
— Почему такая спешка?
— Обстоятельства. Вы должны, сударыня, уехать. Это и просьба, и условие. Чтобы вас забыли, потеряли, не нашли.
— А если я не соглашусь?
— Я обеспечу вам дорогу, — не слушая продолжал Петр. — Дам достаточно денег на сносное существование. Сохраню тайну моего визита.
— Тайну?.. Почему тайну?
— Хотя бы потому, что вы уже на крючке у полиции.
Табба взяла бутылку с остатками вина, налила в фужер, сделала глоток.
— Вы несете чушь. Я старая, больная, никому не нужная псина. И вдруг — полиция?.. Чушь, граф.
— У меня, сударыня, есть все основания так утверждать.
Девушка подумала, согласно кивнула.
— Хорошо. Допустим, я желаю отправиться в Одессу. Вас это устроит?
— Хоть к черту на затылок!.. — в раздражении воскликнул Петр. — Лишь бы больше здесь никому не морочили голову!
— А кому я морочу?
— Хотя бы моему брату! Константину! Он из-за вас и вам подобных опустился почти на самое дно, стал якшаться со всевозможным отребьем, потерял рассудок!
— По-вашему, я — отребье?
— Увы, сударыня!.. Неловко так говорить даме, но вы так и не вынырнули из грязного небытия!
Бессмертная подняла фужер и вдруг выплеснула содержимое в лицо графа.
— Дрянь!
Тот спокойно вытерся носовым платком, попытался улыбнуться.
— Буду считать это комплиментом от бывшей примы. И все-таки мое предложение остается в силе. Покиньте город, оставьте в покое моего брата, не оскверняйте честное и добропорядочное имя нашего рода. Прошу, умоляю, заклинаю. Сделайте это хотя бы во имя наших былых симпатий. В противном случае сюда через день-второй явятся жандармы и все закончится для вас более чем плачевно.
