Самоед, принесший поручику вяленое мясо и рыбу, оказался маленького росточка, широколицый, одетый в плохо обработанные оленьи шкуры. Говорил по-русски еще более скверно, чем выглядел.
За его спиной маячил мальчик-самоед лет десяти, с интересом наблюдавший за происходящим. А позади ребенка переминался с ноги на ногу солдат Зацепин, изображающий из себя строгость и порядок.
Мужчина-самоед выложил на пол свертки, размотал их.
— Начальника велела принести тебе мяса и рыбы.
— Что хочешь за все это добро? — спросил Гончаров, не прикасаясь к товару.
— Сколько начальника даст.
— Денег?
— Деньги не нада. Спирт давай.
— Чего несешь, курья башка? — засмеялся сзади Иван. — Какой спирт может быть у господина поручика?
— Хороший спирт. Оцень крепкий, — с улыбкой ответил самоед.
— Нет у меня спирта. — Никита взял со стола бумажник. — Бери деньги и ступай. На них купишь спирта.
— Где купить, не знаю. Спирт давай.
— Да где же я его возьму? — рассмеялся поручик.
— Обманываешь нехорошо, нацальника, — деликатно погрозил пальцем самоед. — Сзади зацем стоит спирт?
Тот оглянулся, увидел на столе початую бутылку виски, спросил.
— Эту, что ли? Хочешь?
— Оцень.
Гончаров взял бутылку, передал ее самоеду.
— Хватит этого?
— Оцень хватит. Еще привезу рыба.
— Когда?
— Когда солнце опять выйдет из воды.
— Это когда? — посмотрел поручик на солдата.
— Через полмесяца, значит, — объяснил тот. — Солнышко как раз обернется и снова встанет над водой.
— Ладно, приходи, — согласился Никита и кивнул на пацаненка. — Сын, что ли?
— Сын, — закивал самоед, пятясь. — Оцень хотел смотреть нацальника.
— А как зовут? — присел перед мальчиком на корточки поручик.
Тот молчал, испуганно таращась на русского человека.
— Имя твое?
— Нет имя, — вступился за сына мужчина. — Когда будет большой, будет имя. Сейчас нет имя…
— А тебя как?
— Николай… Так сказали, так отвецаю. Николай, нацальник.
— Вот нехристи, прости господи, — мотнул головой Иван и перекрестился. — Хуже каких-нибудь остолопов!
Никита Глебович взял с полки открытку с картиной Шишкина «Три медведя», протянул пареньку. Тот от неожиданности отступил назад, спрятал руки за спину.
— Бери, бусурман! — ткнул его в бок Зацепин. — Это тебе вроде подарка от барина.
— Боится, — объяснил самоед, суя открытку под одежду. — Опять придем, бояться не будет.
— Ладно, пусть приходит, — кивнул Гончаров.
Иван принялся заворачивать принесенное мясо и рыбу.
— Вот черти немазаные!.. Живут не как люди, а как сзади пришибленные. Под себя даже ходят, не моючись… Ежели б не мы, русские, так в своей глуши и передохли! Спирт любят до падучей! Родную мамку за него могут продать.
— Сюда добираются на собаках?
— А на чем же еще?.. На нартах. А если по реке, на плоскодонках. У них, ваше благородие, во как здесь отлажено!
— Возьми мясо и рыбу себе, — сказал Гончаров. — Я есть это не стану.
— Так ведь сам удивился, когда пожелали!.. А я съемши, и даже под водочку!
Поручик взял из портмоне рубль, сунул солдату.
— Возьми на водку. И не забудь, как самоеды появятся, сразу ко мне.
— Так ведь даже если я забуду, они сами прискачут!.. Вы их такой выпивкой одарили, по век жизни будут вспоминать!
Стоя на верхних ступеньках трапа, Сонька и Михелина видели: банкир уже маячил на палубе и то ли от безделья, то ли от волнения бросал в море скрученные из бумаги шарики.
— Помни, что сказал старпом, — наставляла дочку мать. — Мужчина он действительно странный. Почувствуешь опасность, не рискуй. Сворачивай игру. И второе: не спеши ронять сумочку раньше времени. Пусть это случится совсем нечаянно. Играючи.
Та чмокнула ее в щеку и заспешила к избраннику.
Сонька нырнула вниз, увидела в полутемном коридоре Михеля.
— Чего тебе?
— Какого фраера вы решили зажучить?
— Тебе нужно знать? — Сонька хотела пройти мимо Михеля, он крепко схватил ее за руку. — А ежели я сейчас развалю вашу затею?
Она выдернула руку:
— Что ты сказал?
— Подойду к тому баклану и зазвоню, что вы — воровки и хотите развести его!
— Гляди, как бы я не развалила тебе башку!
— Не развалишь, побоишься! — вор с силой прижал Соньку к стенке. — А я что сказал, то и сделаю!.. Я ведь могу рассказать такое, что мало не покажется!
Воровка зло смотрела на него в упор.
— Ну и чего ты добьешься?
— Скрутят, и из Одессы опять на Сахалин!.. Теперь уж точно на пожизненную!
— А тебя?
— И меня!.. Зато там мы будем наравне! Наравне и вместе!
Сонька приблизила к нему наполненное ненавистью лицо.
— Не будем вместе!.. Не дотянешь до Сахалина! Задушу! Ночью этими руками задушу! — протиснулась мимо, шагнула вниз.
Он перехватил ее, вдруг попросил:
— Соня… Подожди. Не могу я жить так!
— Не можешь — кидайся за борт!
— И кинусь! Меня ничего не держит на этом свете!
— Давай, вперед… Море уже не одного такого муфлона приняло!
Женщина двинулась дальше, Михель придержал ее снова.
— Что мне делать, Соня?
— Молиться, чтоб добрались до Одессы.
Сонька шла по коридору. Михель неуверенно шагал сзади. Воровка придержала шаг:
— И не вздумай мешать дочке. Пусть работает. Чтоб в той же Одессе было чего пожрать! Чтоб не подохнуть!
Крук услышал за спиной дробные шажки, оглянулся, приподнял шляпу.
— Здравствуйте, мадемуазель Ангелина.
— Бонжур, господин Ворон, — Михелина кивнула, кокетливо размахивая сумочкой. — Можно я буду вас так называть — Ворон?
— Как вам самой приятно, — тот поцеловал протянутую руку. — А я уже решил, что вы не придете.
— Я обладаю одним дурным и несовременным качеством — не люблю обманывать, — Миха вновь кокетливо рассмеялась. — Вот такая я дурочка!
Банкир снова поцеловал руку, покосился на девушку.
— Маменька с папенькой не возражали против нашего свидания?
