Мэриан знала, на что идет, и не питала на этот счет никаких
иллюзий. Он не мог жениться на ней, пока была жива его жена, а в маленьком
городке об их романе, как бы скромно и сдержанно они себя ни вели, все равно
стало известно. Я представил себе ледяные взгляды, которые, судя по всему,
выпали на ее долю. Возможно, это не очень-то ее тревожило, думал я, во всяком
случае, те насыщенные шесть лет, когда у нее был Чэпмен и интересная работа. Но
когда он оставил Мэриан одинокой и беззащитной, для нее это, должно быть, было
в сто раз тяжелее, чем если бы такое произошло в большом городе.
— Погоди минутку, — попросил я. — Мне в голову пришли
кое-какие мысли. Ведь ты должна иметь законные основания для того, чтобы
вернуться туда. Иначе это будет выглядеть подозрительно.
Она остановила магнитофон.
— Конечно. Но у меня там собственный дом.
Чтобы продать его и сдать мебель на хранение в Новом
Орлеане, нужно по меньшей мере две недели. И не забывай: я приеду в Томастон
уже после того, как он уедет отдыхать. Так что все это покажется совершенно
естественным.
Мэриан, несомненно, была права. Все прилаживалось одно к
другому, как камни в стене инков.
Если смерть сама по себе может быть прекрасной, то
задуманная ею операция была настоящим шедевром.
Мы продолжали работать. Следующая кассета заполнилась
подробным рассказом о том, как Чэпмен в последующие пять лет приобрел остальную
часть своего богатства, а она в период с 1950-го по 1955 год мало-помалу
вовлекла его в крупные операции по скупке и продаже акций, связанных с такими
значительными фирмами, как «Доу кемикл», «Филлипс петролеум», «Юнайтед
эйркрафт» и «Дю Пон».
— Все делалось ради крупных выигрышей, — продолжала Мэриан.
— Обычные доходы его не удовлетворяли — после уплаты налогов оставалось слишком
мало. Все эти годы я изучала ценные бумаги, и биржевой рынок стал полем его
деятельности. Хэрриса постоянно сопровождал успех. А прошлым летом, когда
появились признаки упадка, мы начали переключаться на недвижимость,
привилегированные акции, боны. И наличные. Здесь ему ничего не грозит. Никакой
опасности, если не считать меня…
Эта кассета кончилась около половины четвертого.
— Прокрути ее еще раз, — велела Мэриан, делая пометки уже к
следующей части.
Я прослушал все сначала. Потом она забросала меня вопросами
так, что у меня голова закружилась. Тогда Мэриан поставила одну из кассет с
записью телефонного разговора между Чэпменом и Крисом Лундгреном. Я слушал и
изучал стиль его речи, а она в это время готовила на кухне мартини.
Закурив и отхлебнув глоток из бокала, Мэриан остановила
ленту.
— Скажи, что ты заметил?
— По телефону он очень лаконичен, — ответил я. — По крайней
мере, в деловых разговорах. Никаких вопросов о здоровье, о семье собеседника.
Говорит «до свидания» один раз и сразу же вешает трубку.
Твое имя произносит, как «Мэрьен», акцентирует первый слог в названии фирмы «Дю
Пон» и произносит «Дю», как «Дью», — «Дью Пон». В слове «тысяча» проглатывает
средний слог, так что получается «тысча». И вообще сливает слоги во многих
словах — чаще, чем это делают другие люди.
Она одобрительно кивнула:
— Хороший слух. Продолжай в том же духе.
В семь часов вечера мы протрубили отбой, переоделись и
поехали обедать в ресторан. В темном платье она была неотразима — такая
высокая, стройная, ухоженная. Мне было приятно видеть, что мужчины, да и
женщины тоже, оборачиваются ей вслед.
Мы заняли место у одного из больших окон, выходящих на залив
с его ожерельем из сверкающих огней.
— Рядом с тобой все женщины выглядят как крестьянки, —
заметил я.
Мэриан улыбнулась:
— Отрабатывается старый прием, Джерри? Ради чего стараться?
— Нет, я серьезно!
— Ну конечно, дорогой! Таковы все условные рефлексы. — И
через какое-то время добавила:
— Нам следует учесть один момент. Голос Лундгрена ты,
конечно, узнаешь, но ты никогда не слышал ее голоса.
Я вздохнул:
— Ничего страшного. Пока она не назовет себя, а я не буду
уверен, то всегда могу сослаться на плохую слышимость и сказать, что плохо разбираю,
что она говорит;
По пути домой мы устроили нечто вроде экзамена. Я вышел из
такси возле аптеки, дал ей время доехать до дому и позвонил из телефонной
будки. Мэриан говорила за Лундгрена.
— Крис!.. Это Чэпмен, — сказал я. Потом спросил, как идут
дела на бирже, обсудил с ним один-два пункта и отдал пару распоряжений.
А выйдя из роли, спросил:
— Ну, как твое мнение?
— Хорошо! — признала она. — Очень хорошо!
Я возвращался домой в теплой, пахнущей океаном темноте и
думал о ста семидесяти пяти тысячах долларов. Когда, открыв дверь своим ключом,
я вошел в квартиру, Мэриан как раз выходила из спальни, уже успев снять платье
и комбинацию, запахивая на себе голубой халат.
Она сосредоточенно поджала губы.
— Может, надо говорить чуть-чуть менее отрывисто, —
посоветовала она. — Но это уж очень тонкий штрих…
— Можешь не беспокоиться, — отозвался я. — У меня все
получится. — Я взял ее за руку, потом крепко обнял и начал целовать с такой
страстью, словно боялся, что завтра утром все женщины будут отправлены на
другую планету.
Высвободившись из моих объятий, она пробормотала:
— Но я думала, что мы еще поработаем часик-другой… — И в ту
же секунду смилостивилась:
— Ну хорошо, пусть будет по-твоему, Джерри…
— Умное начальство, — сказал я, — никогда не забывает о
значении отдыха для своих служащих.
Если тюлень заартачится, швырните ему еще одну сельдь. — Я
начал было говорить что-то очень злое и саркастическое, но оборвал себя на
полуслове. Я так сильно хотел обладать этой женщиной, что согласился бы на
любые ее условия…
Позднее мы, разумеется, опять принялись за работу.
* * *
Следующий день повторил предыдущий. Чэпмен, его предприятия
и Томастон вливались мне в мозг, пока не стали переливаться через край.
Мы записали две кассеты. Я еще раз их прослушал. А она потом
задавала вопросы. Я прокручивал их снова и снова, и все это время сознавал, что
мое внимание все больше и больше сосредоточивается на ней самой. Вместо того
чтобы собраться с мыслями, я отвлекался, думая о Мэриан. Мне это очень не
нравилось, но я ничего не мог поделать.
