Девушка сбросила платье, повесила его на плечики в стенной
шкаф и сняла туфли с очень высокими каблуками.
Я сломал сургуч на бутылке и налил полбокала.
— Подкрепись, детка, — предложил ей.
— Пойду подолью водички, — ответила она и пошла в ванную,
заперев за собой дверь.
Я осторожно приоткрыл ее дорожную сумку.
Конечно, там была еще пара туфель. Я вытащил нейлоновые
чулки, пару трусиков, засунул их под матрац и закрыл сумку. Когда Жюстин вернулась,
то по цвету напитка в ее стакане я сразу понял, что половину виски она
выплеснула, долив недостающее водой.
— Опрокинем, что ли? — спросил я слегка заплетающимся
голосом и проглотил часть виски.
Ее туфли лежали на ковре у ножки кровати. — Как насчет
поцелуев? — Я шагнул к ней, при этом наступив на туфли, и услышал, как треснул
один из каблуков.
Жюстин тоже услышала этот звук.
— Боже ты мой, идиот! Смотри, что ты наделал! — закричала
она, вся вспыхнув. — Неуклюжая большеротая обезьяна!
Я покачнулся, пригвоздив ее ледяным взглядом, и
презрительным пинком послал туфли под кровать. Вытащив из кармана бумажник, я
вынул из него бумажку в пятьсот долларов и бросил ее на кровать.
— Ступай, купи новые. Но только не за.., не задавайся. Я мог
бы и всю тебя купить за гроши…
Я попытался затолкнуть бумажник обратно в карман, но он упал
на пол. Потянувшись за ним, я рухнул сам. Она с презрением смотрела на меня.
Я поднялся, швырнул бумажник на стол и пошел в ванную.
Пустив воду в раковину, я начал издавать звуки, имитирующие тошноту. Потом
вымыл лицо. Когда я вышел, Жюстин уже улыбалась.
— Прости, дорогуша, — произнесла она. — Я сама виновата. Не
надо было бросать их здесь. Дай я налью тебе еще немного.
— Хорошая мысль! — отозвался я. — Извини.
Даю тебе чес-слово. — Я отпил из стакана и свалился на
кровать. — Пару минут… И я почувствую себя лучше.
Она улеглась рядом со мной и стала гладить мое лицо.
— Ну-ну, лапочка. Расслабься. Ты просто перехватил чуточку.
Я закрыл глаза. Минут десять мы молчали и лежали не
двигаясь. Потом она сказала:
— Лапочка!
— М-м-м, — пробормотал я, слегка шевельнувшись.
Жюстин выждала минут десять, прежде чем повторила попытку
меня поднять. Я продолжал тяжело дышать и не отвечал. Еще через несколько минут
она осторожно отодвинулась от меня и встала. Я услышал шелест надеваемого
платья, щелчок открываемой сумки, из которой она вынула вторую пару туфель. Я
старался уловить звук открываемой двери, но услышал только, как она слабо щелкнула
и закрылась.
Соскользнув с кровати: я раздвинул занавеску — не больше чем
на дюйм — и выглянув в окно. Снаружи никого не было, кроме нее. Во всех домиках
было темно, и владелица мотеля давно уже почивала. Жюстин добежала до ворот,
повернула налево по направлению к центру города и исчезла из виду.
Она была слишком опытна, чтобы взять такси до Майами ночью,
так что, скорее всего, отправилась к автобусной остановке. Она знала, что у
меня есть ее адрес, и едва ли собиралась оставаться в этих местах. С женатым
человеком Жюстин, пожалуй, рискнула бы потягаться, ибо могла его шантажировать,
но она была уверена в том, что я холостяк. Я слишком часто жаловался на то, что
меня донимают налогами именно из-за этого обстоятельства.
Я подошел к туалетному столику. Жюстин не взяла бумажник,
только деньги. Я мог бы и не вынимать из него документы, но это была
необходимая предосторожность. Через несколько часов имя Чэпмена появится на
первых страницах многих газет, и если бы его документы вдруг обнаружились в мусорном
ящике, то это кончилось бы для нас катастрофой.
Глава 12
Я вложил документы обратно в бумажник и посмотрел на часы.
Без четверти два. Я прополоскал в ванной оба бокала и протер их полотенцем,
чтобы ликвидировать отпечатки пальцев. В сущности, все это не имело значения —
горничная в любом случае заменит их чистыми, обернутыми в вощеную бумагу.
После этого принялся за три чемодана, один из которых,
открытый, стоял на полке для вещей. Они были из стеклянного волокна, и на них
тоже могли остаться следы пальцев. Я тщательно обтер чемоданы полотенцем, а
затем стал усердно оглаживать их пальцами и ладонями — особенно вокруг замков и
ручек, так, чтобы следы пальцев были нечеткими, как бы размазанными. Таким же
образом обработал затем дверные ручки, краны в ванной, поверхность туалетного
столика. Бутылку виски я решил захватить с собой, а ту, что была у Чэпмена в
чемодане, выбросил еще раньше.
Вытащив из-под матраса спрятанные мною чулки и трусики, я
подержал их под струей воды, слегка отжал и на плечиках повесил на торчащий из
стены крюк для душевого шланга. Потом задернул занавеску, чтобы они не были на
виду.
Наконец, вытащил из-под кровати туфли. Сломанный каблук не
отвалился, но шатался.
Выключив свет, я прилег на постель и закурил. Меня начало
клонить ко сну, но спать было нельзя и выпить для храбрости — тоже. Я и так
теперь пил больше, чем обычно. Прошло около часа. Не включая света, я поднялся,
выскользнул через боковую дверь на автоплощадку и отпер багажник «кадиллака».
Потом я вернулся в номер, вынес бутылку с виски и туфли. Спотыкаясь, я тяжело
навалился на стенку машины, ударился об ограду стоянки и упал наземь. Пролежав
молча по меньшей мере минут пять, поднялся, охая и шаркая подошвами. Потом
опять налетел на автомобиль, бросил туфлю и бутылку виски в багажник, тихо
опустил крышку и нажал на нее, чтобы щелкнул замок. Затем на цыпочках пробрался
обратно в номер, закрыл дверь и снова прилеп Я проснулся в десять часов. Одежда
моя была совершенно измята. С похмелья меня мутило.
Я обмыл лицо, но не побрился, и когда глянул на себя в
зеркало, то увидел, что у меня вид человека, очнувшегося после двухдневной
попойки.
Сунув в карман пустой бумажник, я надел очки, шляпу и в
последний раз оглядел комнату. Все было в порядке. Не считая трусиков и чулок в
ванной, ничто не говорило о том, что в номере была женщина.
Я вышел, предусмотрительно стерев следы своих пальцев на
дверной ручке, сел в машину и тронулся с места. :
В дверях офиса стояла хозяйка мотеля. Она улыбнулась мне, а
я торжественно поднял шляпу. В начале одиннадцатого я был уже в городе и нашел
подходящую стоянку. Портфель, в котором раньше были кассеты, лежал на заднем
сиденье. Захватив его, отправился в банк.
Выписав чек на сто семьдесят пять тысяч долларов, я протянул
его в окошко. Контролером была девушка. Она прочла сумму, подняла брови и,
взглянув на меня, исчезла. Не трудно было догадаться, что ей не каждый день
приходилось оформлять такие суммы, да еще для неопрятных и, растрепанных типов,
которые явно спят в верхней одежде и не бреются по два-три дня. Что ж, я и
ожидал, что вызову здесь некоторое замешательство. Вставив в мундштук сигарету,
я закурил.
