Доехав до Биг-Пайн-Ки, я понял, что прибыл слишком рано.
Поэтому съехал с шоссе, проехал с милю по проселочной дороге и остановился, не
разворачивая машины в обратном направлении.
Мимо меня пронеслись две-три машины. Если они меня заметили,
то это даже к лучшему. Биг-Пайн-Ки — самый большой из этих островов, чтобы
обыскать его, нужно потратить много времени.
Когда совсем стемнело, я развернулся и поехал обратно. Шоссе
было почти безлюдно.
У поворота на Шугарлоуф сзади меня шла только одна машина. Я
сбавил скорость, пропустил ее вперед и только потом свернул на Шугарлоуф. Тут
поехал быстрее. Машина тряслась и подпрыгивала на неровностях дороги. Через
несколько минут я был бы там, где от дороги отходила влево колея, а еще через
две-три минуты — где мангровые чащи начали перемежаться с открытыми участками
берега. Мои фары высветили оставленный мною пикап. Вокруг не было ни души.
Слабые следы колеи еще вели меня двести-триста ярдов среди
густых зарослей кустарника, который царапал бока автомобиля, а потом круто
свернули к воде и оборвались.
Здесь был узкий естественный канал, впадающий в море, но им
никогда не пользовались для спуска лодок, поскольку подлесок и мангровые
деревья теснились на его берегах, а сам он был слишком узок и не позволял
маневрировать.
Я остановил машину, выключил фары и мотор.
Непроницаемая тьма, рои москитов и глубокое безмолвие,
нарушаемое лишь слабыми всплесками воды, сомкнулись вокруг меня… Здесь не было
прибоя, потому что было слишком мелко и неподалеку от берега находилось еще
несколько островов, также поросших мангровыми деревьями.
Выскочив из машины, я на ощупь вставил в замок ключ и открыл
багажник. Нащупав фонарик, включил его и, освободив лодку, снял ее с верхнего
багажника. Побросав в нее весла, бетонного фламинго, моток бечевки и свои
парусиновые туфли, я вынул мою собственную рубашку и обтер ею рулевое колесо,
приборы, ручки, дверцы, а потом многократно беспорядочно провел и похлопал
ладонями по всем поверхностям, чтобы оставить на них нечеткие, смазанные следы прикосновений
— на случай, если полиция вздумает искать отпечатки пальцев.
Откупорив бутылку с виски, я отпил немного, остальное вылил
в воду и забросил бутылку подальше в чащу. Туфлю со сломанным каблуком,
принадлежавшую Жюстин, бросил рядом с багажником, под развесистый куст.
Посветив на нее фонариком, я убедился, что она не бросается в глаза, но на
всякий случай задвинул ее ногой поглубже под склонившиеся ветки. Отлично!
Вторую туфлю я бросил в лодку и попытался оттолкнуться от берега, но в этом
месте было так мелко, что мне пришлось вылезти и пройти несколько шагов по
воде.
Потом я снова сел в лодку.
Действуя веслом, как шестом, я вывел лодку из узкого канала
в открытую воду. Тут выбросил вторую туфлю за борт. Она будет плавать туда-сюда
по поверхности во время прилива. Ее могут найти, но могут и не найти — какое
это имеет значение?
Я выключил фонарик и стал грести параллельно берегу,
всматриваясь в темную стену мангровых деревьев. Через несколько минут эта стена
кончилась, и я причалил к берегу. Снова включив фонарик, нашел мой пикап.
Вытащив носовую часть лодки на берег, я отжал мокрые брючины, снял промокшие
кожаные ботинки и надел парусиновые. Они были на ребристой резиновой подошве.
Потом перетащил фламинго из лодки в багажник пикапа, положив
туда же мокрые ботинки и моток бечевки. Следом я пристроил весла, а поверх них
— лодку. Наконец, освещая путь фонариком, пробрался сквозь кусты назад, к
«кадиллаку». В свете фонарика я увидел следы, оставленные лодкой, отпечатки
кожаных подметок на мягком дне и на берегу канала. Поверх них теперь я оставил
тут и там ребристые следы моих парусиновых туфель.
Вынул из багажника купленный накануне стальной ломик.
Захлопнув крышку багажника на замок, просунул под нее плоский конец ломика и
после некоторого усилия взломал замок. Потом запер все дверцы и пробил ломиком
правое окно, так, чтобы можно было дотянуться до щеколды.
Открыв ящичек для перчаток, разбросал все его содержимое по
кабине. Наконец, взяв портфель и свою рыбацкую одежду, я в последний раз все
внимательно осмотрел вокруг, чтобы убедиться, что ничего не забыто и все предусмотрено,
и вернулся к пикапу.
Окруженный тьмой и пожираемый москитами, я снял с себя
костюм, сорочку и галстук Чэпмена. Очки вложил в один карман, а соломенную
шляпу, предварительно скомкав ее, в другой карман его пиджака.
Переодевшись во все свое, я переложил деньги из бумажника
Чэпмена в свой и сунул пустой бумажник вместе с мундштуком и зажигалкой, а
также ключами от «кадиллака» в карманы его брюк. Потом спустился к воде и при
свете фонарика отметил уровень воды, чтобы знать, когда начнется прилив.
Положив включенный фонарик на сиденье, намотал его одежду на
тонкие стальные ноги и изогнутую шею фламинго и обязал его бечевкой. В мотке
было сто ярдов, и я использовал их все. Потом посмотрел на часы. Начало
девятого.
В ящичке для перчаток лежали сигареты и спички. Я покурил и
сел, внезапно почувствовав, как сильно устал. Весь день я находился в большом
нервном напряжении и только сейчас вспомнил, что ничего не ел.
В девять часов я спустился к воде и проверил свою отметку —
прилив начался! Ну и хорошо.
Мне ни к чему выезжать на шоссе с этой лодкой, по крайней
мере до полуночи. Правда, даже если они уже разыскивают Чэпмена, они не знают,
что у него была лодка. Но в ближайшее время это, конечно, станет известно.
В час ночи прилив, насколько я мог судить, достиг довольно
высокого уровня. Я выехал к шоссе. Теперь движение на шоссе почти замерло —
лишь изредка проносилась одинокая машина. Я выждал момент, когда с запада никто
не ехал, вывел пикап на шоссе и помчался на большой скорости — в надежде, что
меня никто не нагонит. Встречные машины, разумеется, увидят только свет моих
фар.
Перед въездом на мост через канал Байя-Хонда от шоссе
сбегала дорога, выходившая на площадку для пикников на берегу канала. Я свернул
на эту дорогу, въехал на площадку и, выйдя из машины, направил луч фонарика
вниз, к воде.
Вода заметно прибывала, она уже бурлила и плескалась вокруг
опор моста.
Я притащил лодку, опустил ее в канал и затопил. Правда, она
была снабжена поплавками и ушла под воду лишь отчасти. Я оттолкнул ее от
берега. Она исчезла во тьме, уносимая течением в море. Если, ее найдут, то не
раньше чем через несколько дней, может быть, даже недель. Вслед за ней бросил
весла, а потом и стальной ломик, зашвырнув его подальше что было сил.
Теперь у меня не осталось ничего, кроме фламинго. Я поместил
его рядом с собой на сиденье — весь обмотанный одеждой, он выглядел как
странное чучело.
