Затем наступил перерыв аж до осени, когда воодушевленные американские колонисты вторглись в канадскую провинцию Квебек и проболтались там до весны следующего, 1776 г. В нем дело приняло серьезный оборот, на континент прибыл экспедиционный карательный корпус, укомплектованный гессенскими наемниками. В ноябре гессенцы прогнали американцев из Нью-Йорка, даром что еще летом 1776-го (4 июля) депутаты от восставших колоний приняли свою, празднуемую ежегодно с такой помпой Декларацию независимости. Зимой снова наступило временное затишье, под штандартами генерала Вашингтона оставалось всего три тысячи колонистов. Убогая горстка, всего ничего. Войско империи насчитывало тридцать тысяч немецких штыков. Но десятикратное превосходство никак не сказалось на активности британцев. Как пишет Б. Соколов в примечательной книге «Сто великих войн»,
[272]
«почти весь 1777-й и следующий, 1778-й, обе стороны в основном маневрировали, не вступая в генеральное сражение». Во как! Более того, повстанцам еще и удалось отличиться, принудив к капитуляции английский корпус в Саратоге, имя которой много позже американцы присвоили целой куче кораблей своего ВМФ. Затем последовала очередная тяжелая зимовка 1777/78 г., в ходе которой, по словам все того же Б. Соколова, «многие бойцы Континентальной армии США погибли от голода, холода и болезней».
Театр военных действий слегка оживился лишь в следующем, 1779 г., когда прибывшие в Штаты первые французские добровольцы (под предводительством маркиза Рошамбо)
[273]
испортили жизнь британскому генералу Клинтону, пошумев в окрестностях Нью-Йорка. Чуть позже, в 1781-м, объединенная американо-французская армия (командующие Лафайет, Рошамбо и Вашингтон, всего около двадцати тысяч штыков) заставила выбросить белый флаг английского генерала Корнуоллиса и его девять тысяч солдат. Считается, это был смертельный удар по британскому могуществу в Северной Америке. Неспособная справиться с чертовыми повстанцами и даже прорвать морскую блокаду, установленную французскими кораблями (теми самыми, которых она загнала под лавку только вчера, в Семилетней войне!), всесильная империя запросила мира. 20 марта 1782 г. английский премьер Ф. Норт
[274]
с позором ушел в отставку, в апреле парламентарии проголосовали за прекращение войны, осенью следующего, 1783-го, Великобритания признала независимость бывших колоний. Она потеряла (погибшими, умершими от ран и болезней) не более четырех тысяч солдат, большая часть которых к тому же была немцами. Аналогичные потери случились и у американцев с французами. Согласитесь, независимость досталась первым сравнительно недорого. Возникает вопрос, а где был хваленый британский флот? Куда подевались его непобедимые линкоры и капитаны, перед которыми цепенел противник? С какой стати Британия с такой легкостью отказалась от колоний, когда в той же Индии она, не колеблясь, лила декалитры туземной крови, лишь бы никто из них даже не пикнул?
На мой взгляд, ответ примерно таков: «независимость» была подарена Штатам совершенно сознательно. Мир стал другим, и британской олигархии вовсе не требовалось держать в Северной Америке свои гарнизоны, чтобы сохранять ее зависимое положение с помощью штыков. В Украине, где я живу в 2009 г., нет никаких оккупационных войск, но кто станет утверждать, будто она независима? Украина сидит на кредитной игле, отсутствие заокеанских вливаний означает для нее сегодня скорый распад и всеобщий хаос. Кто сказал, что с североамериканскими колониями было как-то иначе?
7.4. Заплати налоги и спи спокойно
Отказ короля Георга III позволить колониям оперировать качественной колониальной денежной системой, которая освобождает простого человека из когтей денежных дельцов, послужил, наверное, главной причиной революции.
Бен Франклин
Американский политолог Ральф Эпперсон, автор книги «Невидимая рука. Введение во взгляд на историю как на заговор», утверждает, что нежелание американцев отщелкивать налоги в британскую казну никак нельзя, вслед за историками-традиционалистами, считать истинной причиной американской Войны за независимость, поскольку брать-то с них англичане собирались сущую безделицу, менее 1 % от ВВП. Сейчас, к примеру, граждане США отстегивают правительству около 40 % своих доходов, и хоть бы хны, никаких революций. Словом, причина, вероятно, действительно была иной. Так в чем же она состояла?
Эпперсон в качестве ответа приводит слова Бенджамина Франклина.
[275]
Когда того однажды в Лондоне спросили, в чем состоит секрет процветания североамериканских колоний, Франклин ответил: «Это просто. В колониях мы выпускаем собственную валюту. Она называется «колониальной распиской». Мы печатаем ее в строгом соответствии с потребностями торговли и промышленности, чтобы товары легко переходили от производителя к потребителю. Таким образом, выпуская для себя бумажные деньги, мы контролируем их покупательную способность и не заинтересованы в том, чтобы платить кому-либо еще». Именно это обстоятельство, по мнению многих исследователей, разделяющих точку зрения Ральфа Эпперсона, и стало в будущем камнем преткновения. Ведь Английский банк, организованный по распоряжению Вильгельма III Оранского с благословения его личного доверенного советника Джона Локка
[276]
и просуществовавший к тому времени почти сто лет, действовал совершенно иным способом. Как? При помощи, словами Грэхэма Лоури, «гаргантюанского венецианского жульничества», «быстро создавшего первый для Англии национальный долг, чтобы финансировать войну на истощение в Европе».
[277]
Рожденный под занавес XVI в. (1694), когда Англия, после множества потрясений, пребывала на грани экономического краха, он с самого начала был частной лавочкой могущественных менял из лондонского Сити, получивших от правительства право печатать бумажные деньги в обмен на государственные обязательства. Он их и печатал, в любых требуемых кабинетом министров количествах, доведя госдолг Британии с одного миллиона двухсот тысяч фунтов стерлингов (в 1694 г., еще при жизни Локка) до шестнадцати миллионов фунтов стерлингов в 1698-м, а затем и до ста миллионов фунтов стерлингов, упоминаемых Альфредом Штенцелем в его «Истории войны на море».
[278]
Правительству требовались все новые средства, вот оно и рисовало долговые обязательства, свои государственные ценные бумаги. Частный банк в обмен на них выдавал ему денег сколько надо, буквально от пуза, поскольку печатал их в буквальном смысле из воздуха. Понятно, что подобная схема оборачивалась и лавинообразным ростом цен, и увеличением налогового бремени, ложившегося на плечи подданных Британской империи. Словом, баснословные прибыли одних оплачивали другие, ну, так это всегда обстоит именно так.
