При этом он оставался большим политическим игроком, а для политики солдаты — первый расходный материал. Посему и жуткое словосочетание «пушечное мясо» приписывается именно ему, блестящему революционному генералу и будущему грозному императору Наполеону Бонапарту. И вряд ли кто его здесь оклеветал. В 1805 г., вскоре после разгрома русских и австрийцев под Аустерлицем, Бонапарт обмолвился в приватной беседе с австрийским министром, масоном Маттернихом, что, мол, может позволить себе расходовать по тридцать тысяч человек в месяц. Поверьте, это не было бравадой. Даже в период триумфального шествия по Европе победы частенько доставались французам несладко. О 1812 г. имеет смысл вообще промолчать, одна лишь катастрофа на Березине иллюстрирует результаты, хотя следующий, 1813 г. по статистике выдался еще хуже.
Между тем речь пока велась о потерях одними убитыми. А раненые? Недаром сам Бонапарт говорил, что неопытность хирурга наносит армии больше вреда, нежели батареи противника. Из рук вон плохо организованная медицинская служба стоила жизни множеству раненых в обоих противоборствующих лагерях. Так, только после одной битвы при Прейсиш-Эйлау в 1807 г. (полсотни тысяч убитых и раненых с двух сторон) в Кенигсберге скопилось не менее двадцати тысяч бедолаг (французов, пруссаков и русских), которые около трех суток дожидались медицинской помощи. «Горе раненым, — писал во время русской кампании 1812 г. французский интендант генерал виконт де Пюибюск. — Зачем они не дали себя убить? Несчастные отдали бы последнюю рубашку для перевязки ран, теперь у них нет ни лоскутка, и самые легкие раны становятся смертельными. Мертвые тела складываются в кучу, подле умирающих, во дворах. Нет ни заступов, ни рук, чтобы зарыть их в землю».
[407]
Красноречивая картина, не правда ли? Ничуть не лучше обстояло с ранеными и у нас. Отчаянно не хватало перевязочных материалов, врачей, лекарств, транспорта. Что ж удивляться, что потери просто не представляется возможным подсчитать? Точные цифры отсутствуют, мнения историков расходятся. Из Харперской военной энциклопедии Р. И Т. Дюпюи явствует, что всего с начала XIX в. и по Ватерлоо включительно погибло приблизительно четыреста тысяч французов.
[408]
Советский ученый-демограф Борис Цезаревич Урланис полагал: всего в Европе погибло примерно под семьсот тысяч человек.
[409]
По прикидкам французского историка и политика второй половины XIX столетия Луи Адольфа Тьера, их было не менее миллиона, из них — четыреста тысяч французов. Да, Наполеону не повезло в ходе последней битвы при Ватерлоо, на помощь к англичанам подоспели свежие подкрепления пруссаков фон Блюхера, а французский генерал де Груши застрял на полпути, при этом доводится признать: призывать в армию Бонапарту было просто некого. Целые поколения французских мужчин уже лежали в земле, оставались одни старики и дети.
Еще драматичнее — с косвенным ущербом. По разным оценкам, с 1792 по 1800 г. от разного рода эпидемий и других болезней скончалось почти два с половиной миллиона человек. Да на одном микроскопическом Гаити Желтый Джек унес жизни пятидесяти тысяч французских солдат. Сколько погибло мирных жителей — неизвестно…
Можно, конечно, слегка разбавить краски, упомянув Промышленную революцию, развивавшуюся параллельно французской социальной революции и позволившую, благодаря техническим достижениям, снабжать и экипировать внушительные по числу штыков противоборствующие армии. А затем и ловко уничтожать их при помощи очень своевременно появившихся военно-технических новшеств. Всяческих капсульных ружей, сменивших кремниевые, усовершенствованных дальнобойных пушек и прочих изысков, вплоть до изобретенных (уже тогда!) сэром Уильямом Конгривом боевых ракет с зажигательными, осколочными и бронебойными боеголовками. Мол, порох-то стал гореть поярче, через прицелы стало смотреть получше, а батальоны (вследствие естественных демографических процессов) стали соответственно погуще, так что чему удивляться, так сказать, естественный ход человеческой истории. Какие тут у кого претензии? С другой стороны, пожалуй, все же стоит поискать зачинщиков. Ведь, если столько крови пролилось, то, вероятно, кому-то это было нужно. Уж не той ли зловещей «невидимой руке», не раз упоминавшейся предшественниками Наполеона у руля революционной Франции? Помните, как маркиз Лафайет жаловался, что она управляет толпой из темноты и мистерии? А за ним и Максимилиан Робеспьер, что, мол, подталкивает его Комитет национального спасения совсем не туда, куда хотелось бы. Кто сказал, что эта «рука» с приходом Наполеона куда-то делась? Спряталась, к примеру, за спину или нырнула в карман. Никто такого не говорит. И правильно делает.
11.3. Кто виноват и в чём секрет…
Неужели же эта война, которая уже восемь лет разоряет все четыре части света, никогда не должна кончиться? Как могут две самые просвещенные европейские нации приносить в жертву суетному честолюбию внутреннее благосостояние и счастье семейств? В этом моем обращении Ваше величество, без сомнения, не усмотрит ничего другого, кроме моего искреннего желания во второй раз содействовать восстановлению общего мира быстрым способом, основанным исключительно на доверии.
Наполеон Бонапарт, 1-й консул Франции, из открытого письма английскому королю Георгу III, 1799
Я не хотел войны с Россией; но меня убедили, что русская Нота означала объявление войны. Я действительно думал, что Россия хочет войны.
Наполеон Бонапарт, узник принадлежащего британской Ост-Индской компании острова Святой Елены
Объективные особенности так называемого исторического процесса мы с вами, друзья, уже рассматривали. Теперь давайте взглянем на фигуру Наполеона. Его ведь тоже рисуют кем угодно, вплоть до избранника темных сил и даже Антихриста, на могилу которому в парижском Доме инвалидов даже приезжал поклониться Адольф Гитлер, перспективный Антихрист № 2, это если Ленина со Сталиным не считать.
Пишут, например, будто настоящим отцом будущего потрясателя Европы был никакой не обедневший корсиканский дворянчик Карло Буонапарте, а некто совсем другой, очень серьезный. Ну, это знакомая история. Что с самой юности его негласно курировали посвященные в высокие градусы масоны. Даже называют одного из них, иллюмината Филиппе Микеле Буонаротти, потомка великого Микеланджело, приятеля Максимилиана Робеспьера и будущего лидера нескольких тайных ультралевых организаций во Франции и Германии, куратором юного Бонапарта.
[410]
Кто знает, быть может, это и так, история тайных союзов — тайна.
