— Постановление о твоем освобождении и расписка о том, что не имеешь претензий и жалоб по нахождению в изоляторе временного содержания ИВС ГУВД. Кстати говоря, до полных тридцати дней, которые я могу содержать тебя тут, остается еще целых две недели. Я вполне могу отправить на экспертизу твою одежду — на предмет обнаружения следов наркотиков или пороховых газов, а это значит — накрутить тебе еще небольшой срок. Но я лучше тебя отпущу с миром… Думаю, все-таки мы еще встретимся с тобой. Сам знаешь, сколько веревочке ни виться, а конец, как говорится, будет…
— Ну пока, пацаны, всех вам благ и скорой «откидки», — стоя на пороге, Свечников в последний раз обвел глазами хату, где пробыл две недели — время, так поменявшее его жизнь.
— Пока, — Конверт растянул рот в улыбке, и золотая фикса блеснула в его зубах. — Базар наш последний не забыл?
— Не забыл, — улыбнулся в ответ Свеча.
— Телефон мой тоже помнишь. Через недельку меня отпустят, позвони вечерком. А то в гости подъезжай — посидим, брата твоего покойного помянем.
— Позвоню.
— И главное — ты того гаденыша ищи, святое дело… Ну, всех тебе благ, пацан!
Свеча махнул на прощание рукой и, развернувшись, вышел из камеры.
Там, за стенами «Петров», его ожидала свобода. И, как следствие, решение всех проблем.
Успешное ли?
«Главное — быть уверенным в своих силах, — говорил Конверт. — Человек, который уверен в себе, всегда победит всех своих врагов».
Свеча был уверен в себе: братья Лукины не знают, что ему стало известно о подставе, и это обстоятельство дает редкую возможность нанести упреждающий удар…
Когда конвоир увел Свечникова в камеру за вещами, Воинов подошел к окну, отдернул занавеску, задумчиво взглянул в окно.
Ветер гнал по серому асфальту какую-то мокроту, то ли снег, то ли дождь. Зима в этом году обещала быть ранней и суровой. Дождевые капли причудливыми траекториями стекали по оконному стеклу, и глядя на них, хозяин кабинета снова и снова воскрешал в памяти подробности недавней беседы.
План Воинова выглядел довольно просто, но в то же время убедительно.
Свечников — брат покойного Длугача, то есть человек, который, по логике, должен объявить Солоника кровником. К тому же роль бригадира урицких явно не устраивает честолюбивого Свечу. Резко поднять авторитет может только серьезный поступок. Таким поступком может быть ликвидация киллера, на чьей совести — убийство нескольких воров и авторитетов. Стало быть, он будет усиленно искать Македонского — и уже ищет. А то для чего он ездил в Курган?
Потому куда проще отпустить Свечу, проследив его дальнейшие действия. И когда тот нападет на след киллера, мгновенно «закрыть» и преследователя, и преследуемого, отрапортовав о блестяще проведенной операции…
Чего уж проще?! Дождевые капли чертили на запотевшем стекле замысловатые следы, и офицер столичного РУОПа, улыбаясь своим мыслям, думал: он, Олег Иванович Воинов, рано или поздно получает от людей то, что ему от них надо.
А уж если люди об этом и не подозревают — такое приятно вдвойне.
Глава двенадцатая
Встреча с Лукиным-старшим происходила в солидном и престижном «Метрополе». Не в пример их прошлой встрече, старшой урицких выглядел спокойным, был улыбчив и подчеркнуто доброжелателен. Сделал богатый заказ, закурил и скользнул взглядом по угрюмой физиономии набычившегося собеседника. Изобразив на мясистом лице подобие участливой улыбки, поинтересовался:
— Ну, как ты вообще?
Свеча был немногословен. Коротко рассказал о том, что добазарился с березовскими, не забыв упомянуть, что их бригадир Шмель вел себя вполне корректно. Лукин при этом едва заметно вскинул брови, что не укрылось от внимания собеседника. Рассказал также, что он, Свечников, как и было договорено, согласился отдать общего барыгу на раздербан («Правильно, правильно», — коротко кивнул Лукин). Ну, а потом налетели руоповцы, всех повязали и — на «Петры». На Шаболовке менты по полной программе кошмарили — в основном не «стрелкой», а курганским вояжем интересовались… А Укол — вот негодяй! — слово свое пацанское опомоил.
— Укол был твоим, — возразил Лукин.
— Ты мне его сам в бригаду предложил, — в свою очередь напомнил Свечников.
— Ладно, Укол, сука, если живым выберется — не жить ему… А березовские себя нормально вели? — уточнил Лукин, возвращая разговор к минувшей «стрелке» с конкурентами, и Свеча еще раз убедился, что Шмель ему не врал.
— В смысле?
— Ну, стволы не доставали? Раскачать ситуацию не пробовали?
Свеча недоуменно пожал плечами, и получилось у него это очень даже правдоподобно.
— Да нет, нормальные пацаны, все путем… Не знаю, чего это о них по Москве говорят, что они на беспределе сидят. Культурно, вежливо, быстро добазарились. Со всеми бы так.
— Все понятно, — Лукин вздохнул и подлил себе и собеседнику водки из запотевшего графинчика. Потом задумался, словно отключившись.
Сидевшая на подиуме девушка с внешностью античной богини из школьного учебника почти неслышно перебирала струны золоченой арфы. Голубым перламутром отливала вода бассейна в центре ресторанного зала, и от этой обстановки Свеча чуть расслабился.
— Поня-ятно, — негромко повторил Лукин. Видимо, это слово предназначалось не для собеседника, а являло собой мысли вслух.
— Лука, мне с тобой поговорить надо, — осторожно начал Свечников.
— Ну, давай говори, коли базар есть, — спокойно предложил тот.
Свеча был немногословен. Сказал, что вообще-то некрасиво складывается, и некоторые пацаны на него теперь косо смотрят. Почему — неизвестно. Может быть, они считают его виновным в смерти Рыжего, хотя он, бригадир, за собой никаких «косяков» не видит и крови погибшего на нем нет.
— Кто именно так считает? — быстро спросил Лукин-старший.
— Обожди, все по-порядку. Я, Лука, решил от вас уйти.
— Совсем, что ли? — уточнил тот.
— Совсем.
— На вольные хлеба или как? — нехорошая гримаса исказила лицо старшого.
— Ну, вроде того.
— И чем заниматься будешь?
— Не знаю еще, — ответ прозвучал подчеркнуто безразлично.
Казалось, Лукин давно был внутренне готов к такому повороту беседы.
— Ну, давай соберем пацанов. Если у кого к тебе что есть, пусть скажут.
— Я уже беседовал со многими, — бросил Свечников небрежно.
— И что?
— Вроде, никто не может кинуть мне предъяву.
Толстые пальцы Лукина забарабанили по крышке стола.
— Хорошо, коли так, — произнес он со вздохом. — Но ведь ты сам только что сказал, что некоторые пацаны считают тебя виновным в смерти Рыжего? Кто именно?
