…Поленья, горящие в камине, отбрасывали багровые сполохи, подчеркивая мрачное выражение лиц собравшихся. За небольшим, но богато сервированным столиком сидели четверо. Тот, что расположился поближе к огню, пожилой мужчина с подчеркнуто властным выражением лица, явно главенствовал. Это угадывалось и по рельефным морщинам, прорезавшим его лоб, и по прищуру глаз, и по тому, как внимательно слушали его остальные: двое кавказцев и третий – немолодой, с массивной золотой цепью и крестом на шее, видневшимся в раскрытом вороте сорочки, с залысинами и набрякшими мешками под глубоко посаженными глазами.
Пальцы собравшихся украшали татуировки-перстни, свидетельствующие о несомненном авторитете в уголовной среде. В беседе то и дело проскакивали чисто блатные выражения: «завал», «косяки», «рамсы», «гнулово»…
Наверняка все сыскари Российской Федерации много бы отдали, чтобы хоть краем глаза взглянуть на это сборище, чтобы хоть краем уха услышать, о чем идет беседа. Тут, на подмосковной даче, проходил так называемый «малый сходняк». Все четверо имели высокий статус воров в законе, а стало быть, обладали исключительным правом судить о процессах, происходящих в российском криминальном мире, и не только судить, но и координировать их. Пожилой председательствующий имел, может быть, чуть больший авторитет, чем остальные, базировался он не только на безукоризненной репутации, безупречном знании «понятий» и многочисленных «ходках» в зоны, не только на связях в высших эшелонах теневой и реальной власти. Лишь очень немногие знали, что хозяин коттеджа является хранителем воровского «общака» – статус, говорящий о многом…
– Ну, то что Глобуса вальнули, так туда ему и дорога, – мужчина с залысинами пошевелил татуированными пальцами. – Где это видано, чтобы «правильный» вор по беспределу заряжал? «Бригаду» себе завел, пацанов своих подставлял, на чужих коммерсантов наезжал… – Несомненно, говоривший был по-своему прав: в понимании уголовников «старой» формации законник не имеет права стоять во главе «бригады». Другое дело – служить третейским судьей, разводить «рамсы» краями и держать братву собственным авторитетом, а не самолично заниматься «наездами». – «Косяков» напорол, врагов себе нажил… Сам и виноват.
Он тяжело вздохнул.
– Да не в Глобусе тут дело, – возразил худой пахан с изможденным лицом. – Если бы он один такой был. А Калина, земля ему пухом, что, тоже, по-твоему, «косяков» напорол? Не было у Калины врагов – кому этот человек мог мешать? Помнишь его похороны? Сколько людей с ним проститься пришли? Он умел даже «чичиков», кровников между собой мирить. На кладбище чеченцев вдвое, втрое больше было, чем русских. – Пахан неожиданно зашелся в сухом кашле – туберкулез он заработал во время последней «ходки», которую от звонка до звонка провел в Коми АССР. – Ну а Отарик кому мог помешать? – послышалось сквозь лающий кашель.
– Завалили, значит, было кому мешать, – подал голос один из кавказцев. – А вообще на подставу похоже… Тут, получается, менты нас с вами хотят разделить и стравить. Дескать, кавказские воры – это одно, русские – совсем другое. Будто мы с вами обязательно враждовать должны.
– Да знаю я про такое… Не в этом суть, – старый вор, взяв кочергу, принялся ворошить поленья в камине. – Дело в том, что за всеми этими завалами явно кто – то стоит. Руководящая и направляющая сила есть, единый почерк угадывается, вот что. Как вы сами считаете – кто это может быть?
Присутствующие передернули плечами. Может быть, они и догадывались, кто может стоять за планомерными киллерскими отстрелами, но высказываться не торопились, и по вполне понятным причинам. Во-первых, из соображений своеобразной этики, во-вторых, памятуя о том, что любое молчание – золото… В последнее время холодок отчуждения чувствовался даже в отношениях воров.
– Знаете, сколько фирм да банков под Длугачем было? – спросил пожилой, усаживаясь вполоборота к камину. На фоне огня лицо его приобрело необычайно хищное выражение. – Много, очень много. Я по своим каналам пробил, что с этими фирмами потом сделалось. Часть, естественно, под Бобона ушла – он у Глобуса на подхвате был. А остальные… – вор выдержал непродолжительную паузу, обводя присутствовавших тяжелым взглядом. – А остальные подписались под одну странную охранную фирму. Отстегивают ей, как и положено, вроде довольны, и никто на них не наезжает.
– И что за фирма? – спросил обладатель золотой цепи.
– Неизвестно. Посылал я туда своих пацанов – глухо, ничего не выяснили. Попытались на тех, кто под нее перешел, осторожно наехать – пацаны говорят, что через пять минут камуфлированные какие-то подъехали, что-то вроде СОБРа, – насилу удрали. Хозяин той фирмы – божий одуванчик, явно подставное лицо. Правда, удалось пробить одну вещь: вроде бы настоящий шеф той конторы – бывший или теперешний комитетчик, генерал или что-то вроде того. Теперь понятно?
Впрочем, пахан мог и не задавать этого вопроса. Присутствующие были людьми неглупыми и потому догадывались о несомненной причастности российских спецслужб к отстрелам своих коллег. И уж им, имевшим за плечами не одну «командировку», знавшим Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы не хуже самых опытных судей и прокуроров, было понятно, что осуществлять отстрелы напрямую «контора» не в состоянии: время уже не то, да и опасно, не дай бог, просочится информация куда не надо…
Но самое главное, чекисты никогда бы не осмелились впрямую переадресовывать «налог на охранную деятельность» на себя. И эта самая загадочная фирма, о которой только что рассказал хозяин дома, вне сомнения, была своеобразным буфером…
Говорили недолго и предельно лаконично. На подобных встречах каждое произнесенное слово расценивалось на вес золота, и любая двусмысленность могла быть истолкована против говорящего.
Как и положено на сходняках, высказались все, кто был, по очереди, сообразно неписаной «табели о рангах». Мнение было единодушным: следует во что бы то ни стало выйти на этого загадочного киллера – только от него можно узнать, кто же дает отмашку на отстрелы.
– Тут я слышал про такого Александра Македонского, – осторожно вставил в конце беседы один из «пиковых», – не про полководца, в смысле, а про киллера… «Погоняло» у него такое. Вроде бы сейчас с шадринской «бригадой» тусуется, но пробить его тяжело – шифруется сильно.
– Мусоров подключайте, прокуратуру, – сквозь зубы цедил старый вор. – За что мы им, гнидам, лавье ссыпаем? Пусть своих следаков, оперов напрягают, пусть отслеживают… Дело-то серьезное. Не сегодня-завтра…
Председательствующий не закончил фразы, но тем не менее был прекрасно понят. Никто из участников малого сходняка не мог дать гарантии, что не сегодня-завтра неизвестный киллер не будет смотреть на него через перекрестье оптического прицела…
Глава 19
Memento more – помни о смерти.
Это латинское изречение, часто встречающееся у блатных в виде татуировок, как нельзя лучше отражало состояние наемного убийцы.
Он живет с чужой смертью – стало быть, по всем законам, должен помнить и о том, что смертен сам; может быть, куда в большей степени, чем другие живущие на земле люди. Наемный убийца не может знать, когда умрет, не может сказать, какую именно смерть примет: от ножа, пули, удавки, гранаты. Будет ли он сбит большегрузным автомобилем, сброшен в шахту лифта, расчленен ножовкой, отравлен газом или закопан живьем в каком-нибудь подмосковном лесу…
