– Ну что, бандюгана привезли? – спросил он. – Давай его в камеру!
Вскоре Мишку затолкали в камеру, предварительно несколько раз ударив прикладом автомата. Коптев уселся на холодный пол и закрыл лицо руками. Где теперь Напарник? Где Костров? Почему он в этом отделении милиции? Что с Меней будет? Хорошо, если Костров успеет. А вдруг, пока он ехал, дверь открыли, и Меня, показав им фальшивое удостоверение сотрудника милиции, вышел? Все, операция тогда провалена!
Часа через два дверь камеры открылась, и милиционер произнес:
– Коптев, на выход!
«Так, фамилию Коптев назвали, – подумал Мишка, – значит, Костров приехал. Кто, кроме него, знает его фамилию?»
Мишка встал и направился в сторону одного из кабинетов. Открыв дверь, он увидел двоих людей в гражданской одежде. Третьим был Костров.
Олег Петрович вскочил, подбежал к Мишке, обнял его и сказал:
– Жив, бродяга! Не ранен?
Немного отстранив, стал осматривать.
– Нет, Олег Петрович, все нормально, – улыбнулся Коптев. – Все благополучно. Ну что там, расскажите!
– Это наш сотрудник, внедренный в группировку, теперь об этом можно сказать, – обратился Костров к сидящим за столом. Повернувшись к Мишке, он продолжил: – Ну, что получилось? Уэсбэшники немного нас подвели. Они задержали Петровича, милицейского шишкана из ГУВД. Но, вероятно, кто-то сбросил информацию Мене, что, скорее всего, ты его сдал. Я так предполагаю, – поправился Костров. – После этого Меня и послал Психа на твое устранение. Видимо, для подстраховки и сам подъехал. Может, хотел что-то у тебя узнать. А до этого Меня отправил такую же машину, как у него, в аэропорт, и наши люди поехали ее сопровождать, чтобы взять его. А он оказался здесь. Кстати, ты его ранил.
Коптев удивленно посмотрел на Кострова.
– Да, это его ты через дверь подстрелил.
– И куда же я его ранил?
– В бок. Жив останется.
– А кто с ним еще был?
– Какой-то бандюган из его команды. Тот в порядке.
– А что с Напарником? Ну, с кем я вместе жил?
– Тоже ранен, тяжело. Когда вы Психа завалили, они ждали его внизу. Потом стали подниматься. Здесь вы каким-то образом разминулись.
– Да, я вниз спустился. Пока звонил, они и поднялись.
– Твой Напарник, видимо, подумал, что это ты вернулся, и открыл им дверь. Они его сразу связали, стали пытать, что да как. Кстати, парень им так ничего и не сказал.
– Олег Петрович, никак нельзя ему снисхождение сделать? – спросил Коптев.
– Ну, во-первых, убийство Психа мы проведем как бандитскую перестрелку, – Олег Петрович посмотрел на мужчин. Те кивнули, соглашаясь. – Так что вы тут не при делах будете. А Меню мы на факте взяли. Теперь ему никак не отвертеться. Остальных боевиков в течение одного-двух дней, я думаю, мы возьмем. Адреса нам известны. А ты езжай, отдыхай, заслужил! Потом будем думать, как дальше с тобой поступить.
– Олег Петрович, – обратился к нему Мишка, – а можно мне с моим Напарником, с Эдиком, переговорить?
– Так их же в больницу увезли.
– Кого их?
– Его и Минькова. В двадцатую, в Медведково. Хочешь, завтра утром вместе подъедем? Мне все равно с них показания надо взять.
– Хорошо.
– А сейчас давай-ка мы устроим тебя в наше милицейское общежитие. Переночуешь там, а утром заедешь, кое-какие вещички заберешь. Хотя там уже следователи работают, в вашей квартире.
На следующий день утром Мишка, проснувшись, сразу стал звонить Кострову.
Тот приехал через час-полтора. Они вместе поехали в двадцатую больницу, где находились раненые Эдик и Миньков. Подъехав к девятиэтажному зданию, Мишка с Костровым вошли через отдельный вход. Около лифта стоял человек в темной униформе. На последнем этаже находилось спецотделение, в котором лежали раненые и больные арестованные и заключенные. Проверив документы у Кострова, конвоир молча кивнул.
– Кстати, тебе тоже нужно документы оформить, – сказал Костров Мишке, когда они вошли в лифт, – а то ходишь непонятно как…
Вскоре они поднялись на девятый этаж и оказались в длинном коридоре. С виду это был обычный больничный коридор, только за столом, кроме медсестры, сидело несколько милиционеров. Костров подошел к ним и показал удостоверение.
– Я к задержанному Минькову и к… Как, говоришь, – он обернулся к Коптеву, – фамилия?
– Петров Эдуард, – ответил Мишка.
– Вот он – к Петрову, это наш сотрудник, – он показал на Мишку.
Милиционеры встали.
– С Миньковым уже следователь работает, оперативники, – сказал один из них.
– Я им не помешаю, – проговорил Костров, направляясь к одной из палат с милиционером. Другой пошел прямо по коридору, сказав Мишке, чтобы тот следовал за ним. Подойдя к одной из дверей, он открыл ее. Мишка вошел внутрь. Помещение напоминало не столько больничную палату, сколько камеру тюрьмы. Стены были покрашены в зеленый цвет. У стен стояли две металлические кровати, намертво прикрученные к полу. Между ними – тумбочка, над тумбочкой – окно с решеткой. На одной из кроватей лежал перебинтованный человек. К нему были подвинуты приборы и капельница.
– Напарник, Эдик, привет! – тихо сказал Мишка.
– Мишка! – обрадовался Эдик. – Жив-здоров!
– А ты как?
– Эти гады прострелили меня, – сказал он, показывая на место ранения. – Хотели информацию по тебе снять. Они хотели тебя порешить. Они сказали, что ты мент. Это правда?
Мишка утвердительно кивнул.
– Да, я под прикрытием работал. Но ты не в обиде?
– Нет. Я, в принципе, тебя в последнее время раскрыл, понял, что ты внедренный.
– Как же ты это понял?
– Не знаю. Какое-то внутреннее чувство. И потом по твоему поведению – чужой ты среди нас был.
– А ты – свой? – Мишка посмотрел Эдику в глаза.
– А что я? Ты видел мои колебания. Я попал в группировку по своей глупости. А выйти просто так нельзя. Никого по собственному желанию оттуда не увольняли, только в землю клали, если что…
– Да, нам с тобой повезло! – Мишка слегка похлопал Эдика по перевязанному плечу. – Я насчет тебя с начальством поговорил, сказал, что только благодаря тебе мы Меню взяли. Крови на тебе нет. Они обещали, что к убийству Психа мы отношения иметь не будем. Пусть будет так, что Псих погиб в перестрелке с Меней.
– Думаешь, поверят?
– Мой шеф договорится.
– Ну, а ты-то куда? Впрочем, это, наверное, секретная информация?
– Нет, поеду отдохну. А дальше не знаю, что делать буду. Может, уйду с этой работы, пойду на обычную – в уголовный розыск, куда-то еще. Может, и дальше что-то интересное придумаю. Мне после отдыха еще много работы по нашему делу надо будет сделать. А ты что?
