Дядя Сагамор покачал головой:
— Нет, думаю, нет. Раствор — вот что интересует
правительство в первую очередь. Ведь именно он дубит кожи. Нам надо, чтоб они
выяснили, что я не так смешал.
Он поднял один из кувшинов и поглядел на него на просвет.
— Ну как насчет цвета? — осведомился папа.
— Расчудесно, — сказал дядя Сагамор. — Просто конфетка. Я
никак не мог взять в толк, при чем же тут — цвет. Ну, примерно как слабый чай,
но правительству-то какое до этого дело?
Дядя Сагамор надел на горлышко каждого кувшина плотную
резинку и приготовился завинчивать крышки;
— Надо бы получше закупорить, не то как бы не пролилось.
— У нас с собой есть отличная штука, как раз для этого, —
сказал папа и скрылся в доме.
Через минуту он вернулся с миской цемента и намазал им края
крышечек и резинок. После этого они с дядей накрепко завинтили крышки.
Папа вылил остатки гнилятины в ближнее корыто, и вымыл
ведро. Потом они как следует отмыли горлышки кувшинов, так что теперь вонь шла
только от корыт, а сами кувшины совсем и не пахли.
Дядя Сагамор притащил картонную коробку и бережно упаковал
туда кувшины, перекладывая их вощеной бумагой, чтобы не разбились. Папа отнес
коробку в машину.
— Теперь вы повезете ее на почту? — спросил я.
— Разумеется, — кивнул папа.
— А мне с вами можно, па?
— Ну, почему бы и нет, — согласился он. — Кстати, у тебя же,
должно быть, накопилась куча грязной одежды, которую надо отдать в стирку, раз
уж мы едем в город.
— Да, — говорю я. — Сейчас соберу. Я побежал в трейлер и
отыскал за печатным станком мешок с грязными вещами. Там было полно моей одежды
и папиных шортов, джинсов, рубашек и носков. Помнится, мы не были в стирке с
тех пор, как уехали из Боуи. Короче, одежды набралась уйма. Папа отнес сумку в
машину и поставил прямо на коробку с кувшинами.
— Может, наоборот, подложить ее под кувшины? — спросил я. —
Выйдет как подушка, чтоб они не разбились.
— Нет, с ними все в порядке, — отмахнулся папа. — Мы же
проверяли их на прочность, помнишь?
— Ну и ладно. — Я залез на заднее сиденье. — Мы уже едем? А
где дядя Сагамор? Папа закурил.
— О, он сейчас придет. Ему пришлось спуститься в пойму,
проведать одного мула.
— Ой, — вздохнул я, — а может, нам чуть-, чуть отогнать
машину от этих корыт?
— Отличная идея, — хмыкнул папа и отъехал ярдов этак на
пятьдесят вверх по холму.
Мы сидели в машине, поджидая дядю Сагамора. Было жарко и
солнечно, в зарослях опять жужжали жуки. До чего же тут здорово, подумал я,
особенно теперь, когда вонища до нас не долетает. Деревня — славное место,
мирное, совсем не то, что эти людные Пимлико и Бельмонт-Парк. Вдали, перед
своим трейлером, сидели в креслах доктор Северанс и мисс Харрингтон. Они
помахали нам рукой. Папа задумчиво посмотрел в их сторону.
— Бриллиантовый купальник, — произнес он, словно бы сам
себе. — Только вообразите. Так где, говоришь, вы плаваете, ты и мисс
Харрингтон?
— Мы не плаваем, — поправил я. — Ты же сам мне запретил,
помнишь?
— Ах, да-да, конечно.
Папа на минуту притих, а потом снова покосился наверх и
беспокойно заерзал на сиденье.
— Если купальник сделан из блестяшек, верно, не такой уж он
и большой, а?
— Не, — говорю я. — Совсем крохотный. Маленький такой
треугольничек и шнурочек вокруг.
— Всего один лоскуток?
— Угу, — подтвердил я. — Зато очень удобно плавать. Совсем
не стесняет.
— Пресвятая Дева! — Папа аж поперхнулся дымом от сигареты. —
А ты уверен, что лоскуточков не три?
— Да нет же. Всего один. А что? Обычно бывает три?
— Ох, — говорит он. — Даже и не знаю. Я вроде бы слыхал, что
бывает и три. Но, сдается мне, это и не важно. Ты там не видишь Сагамора?
Я обернулся и поискал глазами за домом и на кукурузном поле,
но нигде его не нашел.
— Пока нет.
— Ничего, скоро явится.
— А мул захворал, что ли? — поинтересовался я.
— Ну, никогда не поймешь, что стряслось с этими мулами. Но
Сагамор говорит, один из них как-то чудно себя вел. Словно его что-то
беспокоило.
— Ясно, — кивнул я.
Мы еще немного подождали, а когда я снова обернулся, то
заметил тоненькую струйку дыма, что поднималась из-за деревьев со дна лощины.
— Гляди, па! Там что-то горит. Он тоже обернулся:
— Да, чтоб мне лопнуть, и вправду. Но мне кажется, ничего
серьезного. Верно, какой-нибудь старый пень загорелся.
Тут с вершины холма донесся какой-то шум и треск, как будто
там на большой скорости несся старый автомобиль. Я повернулся туда и как раз
успел разглядеть его в просвет между деревьями. На сей раз он не свернул к
воротам, а промчался мимо прямиком в лощину.
— Машину ведут совсем как Бугер и Отис, — заметил я. — Как
считаешь, это они?
— Хмм, — промычал папа. — Не знаю. Ума не приложу, что им
могло там понадобиться.
— Может, увидели этот дым. Дядя Сагамор говорил, они тут
следят, как бы где пожара не приключилось.
Папа затянулся и выпустил дым:
— Что ж, вполне вероятно. Значит, они и потушат. Не стоит
волноваться.
Он не сводил глаз с опушки, и скоро там и вправду появился
дядя Сагамор. Похоже, он здорово спешил. Он пересек кукурузное поле, скрылся за
домом и вышел через переднюю дверь, как будто просто прошел насквозь. Однако по
дороге он успел надеть башмаки, хотя и не начищенные. Да и куртку тоже не взял.
Дядя Сагамор считал, что нечего особо выряжаться, когда едешь в город. Волосы у
него на груди по-прежнему топорщились из-под нагрудника комбинезона, а когда он
садился в машину рядом с папой, я обратил внимание, что он весь взмок.
Папа завел мотор.
— Как там мул? — спросил он.
— Мул? — будто бы удивился дядя Сагамор. — Ах да, мул. В
отличной форме. Думается мне, он просто хандрил.
— Очень может быть, — поддакнул папа.
— Мулы, они совсем как женщины, — продолжал дядя Сагамор. —
Припомнят какой-нибудь пустяк, который и произошел-то лет десять — пятнадцать
назад, да как начнут только о нем и думать, покуда вконец не захандрят. Потом
несколько недель не хотят иметь с тобой никакого дела, а тебе и невдомек, с
чего это они дуются.
